Стефан Грабинский - Рассказы

Особый характер выдавало продолговатое лицо с мощным орлиным носом. Верхняя часть лица, выше носа и глаз была раскрашена красноватой глиной, что резко контрастировало с выцветшими глазами, подернутыми дымкой меланхолии и бессильного смирения. Эти глаза, печальные и старые, пристально вглядывались в очаг.

— Запомни, — прошептал Бен. — Он сейчас ничего не видит. — Если хочешь с ним поболтать, нам нужно войти и отвлечь его от дум. Нам никто не помешает — он единственный обитатель этой деревни. Одинокий пережиток или свихнувшийся сторож брошенных домов. Давай войдем.

Хотя Хидинг говорил в полголоса, чуткие уши сына лесов предупредили его о присутствии непрошенных гостей. Глаза индейца перестали быть стеклянными и уставились на нас.

— Здоровья тебе, во имя великого Маниту, — поздоровались мы, приближаясь к сидящему. Предполагая, что старик относится к одному из алгонкинских племен, я обратился к нему на языке чиппева, который выучил в предыдущих путешествиях. Индеец покачал головой, давая понять, что не понимает меня, и ответил на странном языке, в котором я услышал отзвуки языка делаваров, смешанного с чем-то совершенно чуждым мне. Этот индеец не принадлежал к известным мне племенам. Несмотря на это, прислушавшись, я, знающий немало индейских языков, смог его понять.

Из моего приветствия он понял только имя бога, и ответил дрожащим, грустным голосом:

— Маниту оставил своих детей. Вигвамы квапну пусты, ржавчина покрыла томагавки воинов этого племени. Ворон Ешель позабыл о своих детях и не приносит им в клюве священной воды. В лесу не слышна поступь воинов — не пугают больше врагов их громкие крики. Маниту истребил квапну.

Старик опустил голову и уставился в огонь.

— Почему ты сидишь в дымной хижине, старый охотник? — прервал молчание Хидинг. — Кто разжег все эти очаги? Почему дым гуляет по всей деревне?

Глаза старика приобрели таинственное выражение.

— Черная Пума, — сказал вождь в своем живописном стиле, — последний из великого племени. — Духи его воинов отправились в великие леса с другой стороны земли, а души все еще блуждают среди родных вигвамов.

— Замечательное разнообразие, — сказал я Бену.

— Гм…существенное, — ответил непримиримый скептик, — детские бредни людей первобытного мира.

— Мое мнение прямо противоположно, — ответил я, намереваясь продолжить беседу с Черной Пумой.

— Почему Черная Пума не сожжет эти мокрые мокасины?

Я намеренно задал этот вопрос, чтобы убедиться, что речь идет о душах умерших, которых индейцы отгоняют, сжигая старые мокасины.

Старик пренебрежительно пожал плечами.

— Пума не боится мертвых. Пума их друг и охранник.

— А что души ищут в старых хижинах? — спросил Бен, которого веселили ответы вождя.

— Вспоминают ушедшие года, которые не вернуть, и ждут беременных женщин.

— Что он сказал? Слышал, ты это слышал? Ха, ха, ха, — рассмеялся Хидинг. — Это какая-то запутанная история.

Старик не мог понять, что Бен сказал мне, но несвоевременный приступ веселости его оскорбил. Индеец сурово взглянул на меня и пожурил:

— Белый, зачем ты пришел из-за великой реки? Затем ты вторгся в землю мертвых, чтобы потешаться над их старым слугой? Постыдись, бледнолицый!

Хидинг, сбитый с толку мощью голоса старика, хотел ответить нечто ехидное, но я сумел его удержать, дав знак успокоиться.

— Серый Глаз, — сказал я мягко, стараясь умилостивить старого индейца, — так зовут моего приятеля, не понял слов Черной Пумы. И для меня они темны и загадочны. Почему души умерших из поколения великих квапнасов ждут беременных невест?

— Чтобы войти в них и вновь родиться.

— Надо признать, — пробормотал Бен, — что у этого полусумасшедшего отшельника буйное воображение.

— Это не фантазия, а глубокая и оригинальная вера.

— До сих пор, — старик продолжил, — со времени, когда погиб великий Текумзе, самый старший в племени Квапну после Пумы, ни одна женщина не прошла мимо мертвой деревни. А Пума уже стар и жену заводить не будет.

Тут старик обернулся, достал что-то из угла и бросил пожелтевшую большую берцовую кость в огонь.

— Вот горит кость Текумзе, — сказал старик, указывая на огонь, — и оплодотворяет дым его душу.

— И вновь слова Черной Пумы непонятны и темны, они слишком странны для моих ушей. Как душа связана с костью, и как берцовая кость может оплодотворить дым от костра, в котором сгорает?

— Потому что принадлежала когда-то живому человеку и притягивает его душу после смерти, — спокойно пояснил старик.

— Значит, Текумзе покоится в этой хижине? Здесь его могила?

— Тело сожгли несколько лет назад. Пума вынул обгоревшие кости и спрятал здесь, чтобы подпитывать ними огонь и душу Текумзе.

Этот ответ проливал свет на то, что старый индеец делал в деревне.

— Пума делает то же самое с костями остальных воинов своего поколения?

Старик кивнул.

— Значит, — подытожил я, — все эти костры — дело рук Пумы?

— Ты же сам сказал. С того дня, как Пума остался последним из племени, он разжигает огни во всех 13 хижинах и подпитывает их костями. И так будет до конца его дней. А когда придет последний день, когда солнце последний раз уйдет за берега богов, и дух Пумы уйдет, чтобы воссоединиться с Великим духом — погаснут огни, рассеется дым и ничего не останется от племени Квапну.

Последние слова, произнесенные с неописуемым сожалением о племенах, исчезнувших безвозвратно, произвели на меня глубокое впечатление. Мы умолкли. Только огонь потрескивал, переваривая топливо, швырялась искрами пожелтевшая кость Текумзе.

Бен медленно согнулся к старика и присмотрелся к амулету на его груди.

— Золото, — прошептал он.

Приземистые языки пламени вдруг затрещали и взвились, лизнув светом темный угол хижины позади нас. На стенах замерцало. Хидинг подошел к стене и к чему-то напряженно присматривался. Когда он вернулся к огню, то выглядел огорченным.

— Золотые томагавки, — прошептал он мне на ухо. — Где-то здесь должно быть золото. — В глазах моего товарища появился хищный блеск.

— Возможно, — равнодушно ответил я и обратился к индейцу. — Перед вигвамами стоят тотемы племени Квапну. Хотя я не раз видел священное письмо других племен Маниту, знаки воинов Квапну мне чужды и непонятны. У вашего племени были священные звери, растения или предметы?

Пума пренебрежительно усмехнулся:

— Люди квапну пренебрегали праотцами своих краснокожих братьев, ведущих свой род от низших существ.

— Кто же был предком племени квапну? — Я действительно заинтересовался.

Пума взял пальцами амулет и поднес к моим глазам:

— Бледнолицый лекарь, всмотрись в эти знаки, и прочти то, о чем ты спрашиваешь Черную Пуму.