Стефан Грабинский - Рассказы

— Ветра? — ужаснулся я. — Но сейчас полный штиль. Посмотри на деревья — ни один листок не шевельнется.

— Ну ладно, ладно. Удивляйся и делай предположения, если есть желание. У меня есть кое-что поважнее. У границы деревни я нашел золотую жилу. По всей видимости, она проходит под деревней.

— И что с того?

— Как это что? Черт побери! Ты свихнулся? Мы останемся здесь и будем разрабатывать залежи.

— Это невозможно. Если жила проходит под деревней.

— Мы перекопаем деревню.

— Исключено. По крайней мере, для меня. Я этого делать не буду.

— С ума сошел? Почему?

— Из-за Пумы и этого места. Обещаю помогать тебе только до линии хижин. Если жила пересекает границу деревни, я умываю руки и отказываюсь от своей доли.

— Как пожелаешь, — сухо сказал Бен. — Выдумал, потерять такой заработок из-за химер.

— Я не могу иначе. — На этом и порешили.

Бен принес из нашего первичного лагеря необходимое оборудование и мы принялись за дело. Золотоносная жила начиналась неподалеку от западной стороны деревни, у пригорка, поросшего кедрами, и тянулась в сторону хижин. Жила была компактной и узкой, она залегала вдоль, а не в ширину. Через две недели наши кирки рубили породу у самой деревни.

Все это время Пума не напоминал о себе, не выходил из деревни, разве что отправлялся по вечерам в свой вигвам с другой стороны деревни. Он очевидно избегал нас. Старик издали следил за нашей работой, с беспокойством наблюдая, как линия рытвин приближается к хижинам.

Наконец наши кирки увязли в глинистой почве одной из хижин на западной стороне деревни. И я сказал Бену, что отныне он будет работать один. Хидинг ругался, но переубедить меня не смог.

На следующий день я уже только из палатки следил за работой моего товарища. Поскольку залежи золота шли за границу деревни, нужно было сделать подкоп, а возможно разрушить часть дома. Хидинг выбрал подкоп.

Кирка только погрузилась в земную насыпь у хижины, когда из-за угла появилась высокая фигура Пумы. Индеец скрестил руки на груди и сказал голосом, клокочущим от гнева:

— Зачем Серый Глаз беспокоит обитель мертвых? Зачем ударами железа разрушает тишину ушедших воинов? Зачем бледнолицые пришли из-за большой соленой реки в страну краснокожих сыновей Маниту? Великий Дух разгневался на своих детей и наслал на их земли бледное и жадное племя, чтобы уничтожать их леса, убивало их зверей, крало их золото. Зло и грех принесли бледнолицые краснокожим, огненная вода отняла у воинов силу предков, иных истребили громовым оружием или превратили в рабов. А женщин соблазнили мишурой и красивыми одеяниями. Проклятие на ваши головы и вечная месть.

Старик поднял руки и протянул их на восток. Хидинг сказал несколько резких слов и продолжил копать, не обращая на индейца внимания. Вскоре Пума опустил руки и шагами немощного старика исчез между хижинами.

Тем временем Бен как раз подрыл уже под стену хижины. Короткий, поблескивающий в свете утра топорик принялся рубить балки основания стены. Я подошел и попытался отговорить его от этой затеи, но Хидинг гневно рявкнул на меня, и сказал, чтобы я хотя бы не мешал. Я отошел.

Среди тишины летнего утра гулко гремел по лесам отзвук ударов топорика и треск дерева.

Вдруг, глядя поверх хижни, я увидел что-то необычное. Пляшущие дымные фигуры прервали свой танец в хороводе. Фантомы вместо того, чтобы взвить в небеса, склонили головы к середине деревни, и выгнулись дымными дугами к дому, где проходили советы племени. 12 худых, чудовищно удлиненных шей вытянулись по направлению к центральной хижине, 12 мощных спин согнулись и собрались вокруг вождя. В середине поднимался сочный молочно-белый клуб дыма, он беспокойно завертелся в своеобразном вихре. Из хаоса плоти высунулись крепко сжатые кулаки и погрозили неизвестно кому. Дрожь внезапного решения сотрясла разгоряченное хаотичное переплетение, и 13 разрозненных фигур сплелись в тугой узел. Он начал вытягиваться и ползти к западному краю деревни. Было что-то жуткое в этом медленном, неумолимом движении серой воронки, приближающейся к хижине, которой угрожал Бен. Я хотел встать и предупредить его, но странное одеревенение сковало мои ноги и парализовало голос.

Тем временем дымный смерч достиг хижины и перебирался через крышу прямо над Хидингом. Тот, казалось, не замечал молочной бури и с энтузиазмом продолжал рубать бревна основания. Пепельная лавина полностью закрыла заднюю стену хижины.

Стук топора прекратился, воцарилось глухое молчание. Преодолев оцепенение, я вскочил и помчался к хижине. Из-под серой дымной массы раздались приглушенные ругательства и крики, а через несколько секунд из клубов дыма выскочил Бен, задыхающийся, с каплями пота на лбу и бешенным огнем в глазах. Я поспешил к нему — подать флягу с водой. Он выпил залпом.

— Проклятый дым, — процедил Бен сквозь зубы.

— Они тебя душили? — спросил я, забирая у него топорик.

— Да где там! ты это хорошо знаешь! Этот дым не душит, можешь дышать в нем как в густом тумане или облаке.

— Почему ты такой красный?

— Попарился, — прошипел он, указывая на следы на руках, груди и лице. — Они не душат, но опаляют.

— Странно, — заметил я. — Когда мы двумя неделями ранее бродили по деревне, я не почувствовал жара.

— Да и я тоже. А вот сегодня…Чертово направление ветра или другое топливо для костров? К черту! У тебя есть масло?

— Неприкосновенный запас в палатке.

— Щедро вотри в кожу, печет дьявольски. Придется отлежаться пару деньков, но потом! — Он погрозил дыму кулаком: — Посмотрим, кто отступит.

Мы пошли в палатку, где Бен осмотрел свои раны. В тот день и несколько следующих Хидинг отдыхал и обливал раны маслом. Я подумал, что этот случай убедит его не копать на территории деревни и мы вернемся в базовый лагерь, но я ошибался. Хидинг хотел любой ценой настоять на своем. Алчность и упрямство поглотили его полностью, и через неделю, не прислушиваясь к моим увещеваниям, Бен с топором и лопатой пошел к хижинам. Лишь только острие коснулось бревен хижины, среди дымов началось нервное движение, они начали сплетаться, явно ориентируясь на строение, которому угрожала опасность. Я пронзительным свистом предупредил Бена. Хидинг пренебрежительно пожал плечами, но когда раскаленный дым лизнул его руку, он отложил топор и отступил. Он еще несколько раз попытался копать в деревне. Но результат всегда бал один и тот же. Дымы защищали священное место.

Мне показалось, что Бен отступился, он перестал копать и даже не приближался к деревне. Лишь крепко сжатые губы выдавали его решимость. Хидинг относился к тем людям, которые легко не сдаются. Сейчас дело было не столько в золоте, сколько в снесении преграды, имевшей для меня мистическое значение, а для него — всего лишь упорной игрой случая. Со временем, возможно, он изменил точку зрения, по иному взглянул на свою битву с дымами, но амбиции не позволяли ему отступить, а поражения только подпитывали упрямство. Бен стал неразговорчивым и мрачным, перестал делиться со мной планами на будущее. Несколько дней он не дразнил противника, избегая контакта с деревней и хижинами. Он вырыл у поврежденной хижины что-то вроде водосборника, и от ручья прокопал к нему канал. Тяжелый труд занял два дня. Но Бен был доволен результатом. Когда он вечером вернулся в палатку, то лучился юмором и потирал руки. Я сделал вид, что не вижу его. Мне надоело упрямство товарища, и я решил работать в других местах, подальше от этой деревни.