Raymond Abaddon - Дорога огня

Я не хочу быть Советником такой ценой — понимаю. Сглатываю, сжимаю кулаки. Выбирайте же, выби…

— Подписывайте! — Раздается из толпы. Нервно озирается Советник Коди — самый молодой и несдержанный. Старики же в своих серебристых одеждах напоминают мраморные статуи.

— Давайте! Что мы теряем? — Кричат в задних рядах.

— Хуже не будет! Некуда! — Вторят слева.

— Вдруг получится! Стоит рискнуть.

— Так обереги не нужны станут, да? Вообще?

— Мир!

— Твари все равно освободятся! Надо подпи..

— …сывайте! Я дома полгода не был!

— Мир! Я за мир!

— Давайте!

— Мир!

— Мир!

— Мир! — Звучит отовсюду. Я чувствую, как расслабляются плечи. Слишком рано — покачнувшись, Зарин вдруг хватается за горло, царапая кожу. Вытягивается, пойманная в ловушку. Подаюсь вперед, едва не отпустив барьер — нет, нельзя, еще опасно. Обшариваю взглядом толпу: кто? Не разобрать! Илай бросается на помощь девушке, но враг прямо в ее теле, и я не вижу… я должен защитить ее! Иначе клятва убьет меня!

Зарин расслабляется, отнимая пальцы от шеи. Борется с мороком. Хорошо, молодец девочка! Я понимаю, что могу сделать:

— Зарин! — Медленно, как во сне, оборачивается. Я кидаю украшение, что дала мне Плутон: звезды, в которые можно поверить, — так сказала тварь. Девушка машинально перехватывает цепочку и сжимает, перебирая. Вот так, давай же! Ты сильнее! Надежда открыла первый из порталов, поможет и здесь!…

Клятва горит на предплечье, разгоняя жар по венам. Меня начинает бить озноб, под закрытыми веками прыгают черные пятна. Со стоном вырываю руку из барьера, чтобы прекратить отток силы. Раздается звон битого стекла. Удар в спину едва не ставит на колени. С трудом удерживаю крик и стискиваю запястье с пульсирующим шрамом, почти оседаю на пол, когда все неожиданно заканчивается.

Трясу головой: что произошло?

Мне помогают выпрямиться — Смуглянка. Благодарно киваю. Нахожу Зарин в объятиях Илая, живую. Вокруг волнуется море людей, кто-то вскрикивает:

— Советник! — Коди. Лежит сломанной куклой. Вот, кто напал…

— Ты в порядке? — Спрашивает Смуглянка, отступая. Выдавливаю:

— Да. Мне просто… не по себе после Первичного Портала, — мой голос теряется в новых звуках: сквозь шум толпы, я слышу стук трости и шаги. Шорох бумаги. Поднимаю голову.

Советник Серхи подписывает соглашение о мире. Следом подходит прямой как палка Байра. Сглатываю, разглядев ярость в его лице. Остальной Совет, не теряя холодного достоинства, также оставляет свои подписи.

Это конец и — начало. Стоит тварям убраться восвояси, и старые маги… что они сделают?

Как мне остановить их?…

— Пакт Серафима должен быть подписан Советом в полном составе, иначе документ можно оспорить, — говорит Сано Тхеви. — Необходимо избрать девятого Советника и провести инициацию.

— Да вон же Эрлах, — кричит кто-то из моих, пробравшихся за спины охотников. — Считай, выбрали.

Ему вторят другие:

— Дани в Советники!

— Даниеля! Эрлаха!

— Едва ли данный вариант голосования можно назвать всеобщим и честным, — обрывает их по-стариковски дребезжащий голос. — Особенно, когда речь идет о главенстве в Совете.

— Да наплевать, — рычит Наас. Зарин подходит к нему, трогает за плечо.

— Допустим, — ухмыляется Советник Нотория. Серхи шепчет ему на ухо, вынуждая склониться. Выслушав, старик продолжает:

— Церемонию инициации не провести без Камня, — который никто не собирается отдавать.

— Значит, война, — спешит Наас. Воздух вьется вокруг него, плавится от жара. Вздрагиваю: так же было с Висией перед…

Выдыхаю:

— Как удачно, что я позаботился об этом. — Байра вздергивает серебристую бровь, когда я показываю свой Камень. С трудом удерживаюсь от торжествующей ухмылки. Меня бьет дрожь: пришло время отдать часть души. Взгляды охотников обращаются на меня. Вгоняю осколок в порез и закрываю глаза, облизываю пересохшие губы. Вызываю в памяти образ отца, сидящего на краешке моей кровати. Он в черной форме, боевых перчатках. Только что проверил мой шкаф: чудовищ нет, и можно ложиться спать. Папа уходит на миссию — вместе с мамой, собирающей рюкзак в коридоре. Дед недовольно выговаривает ей из своей комнаты. Горит звездный ночник. За окном сквозь ночь летят снежинки. У меня слипаются глаза, но я хочу услышать еще одну историю:

— Завтра, когда мы вернемся, я расскажу тебе обо всем, что случится, — обещает папа. Я хмурюсь: нечестно.

— Короткую! Ну пожалуйста!

Улыбается, гладит по голове:

— Я уже рассказал все, что знал.

— Придумай! — Не сдаюсь я, теснее кутаясь в колючее одеяло.

— Ты уже взрослый мальчик, чтобы слушать сказки на ночь, — отец качает головой. — Скоро станешь магом Университета, и будут у тебя собственные, настоящие истории, куда интересней моих.

— Почему интересней?

— Потому, что ты их проживешь. Только прожитое меняет человека изнутри и помогает расти. Ты же хочешь вырасти?

— Конечно, и хочу самые крутые приключения!

— Обещаю, так и будет, — отец смеется, поднимаясь уходить. Я вдруг замечаю, как подрагивают его пальцы, и вздутые вены на фалангах. Впервые думаю: папа уже очень взрослый. У него седина на висках, морщинки в уголках губ, глаз… и скоро он станет как дедушка — слишком старым, чтобы уходить в зимнюю ночь. Сажусь на кровати и ловлю его за руку, тоже обещаю:

— Я буду рассказывать тебе все-все, что случится! Каждый вечер! — Я не мог выразить тогда, но хотел сказать: я буду сильным и смелым, как ты, и наживу миллион невероятных историй, чтобы разделить на двоих.

Я улыбаюсь, ощущая, как блекнет свет того вечера. Последнего вечера, когда мои папа и мама были живы. Об их смерти мне рассказал уже дед — худшую историю на свете. Сейчас я едва ли смогу ее вспомнить: память растворяется в алом камешке, оседает на золотых сколах. В обмен я чувствую, как начинает покалывать кончики пальцев, как магия жарко растекается по венам, наполняя тело пружинистой легкостью. В сознании вспыхивают огни-души, яркие и бесчисленные, как звезды. Двигаясь среди них, подхожу к самым сильным, к Советникам. Протягиваю свой Камень, — в голове светлеет, дыхание сбивается. Серхи и Байра глядят с нескрываемой ненавистью. Легко улыбаюсь: плевать. Я будто снова в том кукурузном поле и центре бушующего пожара — моего пожара.

Я способен сжечь любого.

— Клянусь беречь и защищать орден и всех его членов ценой своей жизни. Клянусь управлять Университетом со всей возможной справедливостью. Клянусь служить магии каждым своим действием, — мои слова далеки от вычурной и устаревшей клятвы, и Серхи поджимает тонкие губы. Нотория за ним морщится и скрещивает руки на груди.

Байра выходит вперед, небрежно поддевает ногтем горячий осколок на моей ладони.