Т. Клайн - Церемонии

В парке было полно бегунов, собак и орущих радиоприемников; сердитые голоса спорили о чем-то на испанском. Чернокожие парни в банданах и с серьгами в ушах играли на конгах рядом с фонтаном, где вчера звучал Стравинский. Повсюду валялся мусор. Девушке показалось, что прошлым вечером его было не так много, хотя, возможно, она просто не замечала ничего в темноте.

Кэрол потребовался почти час, чтобы найти поляну, где она танцевала, и к этому времени у нее ужасно разболелись ноги, и она пожалела, что вообще куда-то пошла.

При дневном свете перед ней открылось ужасающее зрелище. Прежде поляна казалась чем-то волшебным, — зеленая листва, прохладный воздух, музыка под звездами, — но теперь все выглядело совсем иначе.

Стволы деревьев по всему периметру обгорели и обуглились, трава пожухла и местами совсем почернела. Даже в воздухе вместо вчерашней свежести висела вонь гари. Как жаль. В городе вроде Нью-Йорка для природы просто не осталось места. Девушка взглянула на ближайшее дерево; его ствол был обожжен до самой кроны. Она осознала, что все эти деревья погибнут. Все из-за проклятых пуэрториканцев с их кострами.

Кэрол несколько раз обошла всю поляну и обыскала всю почерневшую землю, но так и не нашла ни трусики, ни туфли.

Ночь прошла ужасно. Хотя я и устал, но никак не мог уснуть, потому что у меня намертво заложило нос. И, стоило мне заснуть, как меня разбудил какой-то шум.

Прямо под моим окном по лесу как будто что-то шастало. Меньше человека, но, судя по звукам, двуногое… Кто-то бродил по сухим листьям и разбрасывал их в стороны, будто ничуть не опасался, что кто-нибудь услышит. То и дело трещали ветки, потом наступала тишина, потом раздавался удар, как будто кто-то перепрыгивал через упавший ствол. Я стоял в темноте и слушал, и по спине бегали мурашки, потом наконец решился, подошел к окну и выглянул наружу — точно как недогадливые герои в моих книгах. Заметил какое-то движение в кустах, чуть дальше в подлеске, но их мог раскачивать ветер.

Потом звук начал удаляться. Я смутно слышал, как у кого-то под ногами чавкает грязь. Кто бы это ни был, он шел прямиком в самую гущу леса, где почва становится сырой и болотистой.

Я простоял у окна почти час, и в конце концов наступила тишина; только скрипели, как обычно, лягушки. Я точно не собирался выходить наружу и с фонариком в руках пытаться отыскать незваного гостя — не такой я дурак, чтобы совершать глупости прямиком из ужастиков. Но, возможно, стоило позвать Сарра? Правда, к тому времени шум прекратился, и непонятное существо явно куда-то ушло. И Сарр наверняка разозлился бы, разбуди я их с Деборой из-за какой-нибудь бродячей собаки.

Подошел к окну с другой стороны комнаты и какое-то время прислушивался.

На дворе все было тихо. Снаружи царила почти непроглядная темень, я едва мог различить силуэты коптильни и амбара, но слышал, как при малейшем ветерке гремят тарелочки из фольги на пугалах среди кукурузы.

Я так долго простоял у окна, что на носу, наверное, отпечатался рисунок сетки. Потом лег в постель, но не мог уснуть. На ум пришла строчка из стихотворения: «И помнит ночь, что позабыто днем». И, стоило мне расслабиться, как шум начался снова, на этот раз где-то далеко — едва слышное однообразное уханье. Может, конечно, совиное, но, по мне, это не было похоже ни на сову, ни на какое-то другое животное. А потом, как будто в ответ, из глубины леса донесся другой звук: высокие стоны и завывания. Не знаю, был ли это человеческий голос или крик животного, но отчего-то он напомнил мне бессловесное — в этом я точно уверен — пение. В безумном, немелодичном завывании был тот же торжественный ритм, как в гимнах, которые поют по вечерам Пороты.

Шум длился всего пару минут, но я пролежал без сна до тех пор, пока небо не начало светлеть. Возможно, следовало немного почитать, но не хотелось включать лампу.

Встал около полудня, взял полотенце и отправился в дом принимать ванну. Не увидел Сарра и Дебору снаружи и решил, что они еще на кухне, завтракают. Но в доме было пусто, только на заднем крыльце сидело несколько кошек; ферма казалась заброшенной.

Только тогда я сообразил, что сегодня воскресенье и Пороты отправились куда-то на службу. Я был уверен, что сегодня суббота.

Удивительно, как легко здесь потерять счет времени. Наверное, убраться подальше от обычной нью-йоркской нервотрепки было хорошей мыслью, но это сбивает с толку. Время от времени я чувствую себя оторванным от мира. Я так привык жить по календарю и часам.

Отмокал в ванне, пока не услышал, как по дороге подходят Пороты. Они были на какой-то ферме неподалеку от Гейзелей и нагуляли приличный аппетит. Я тоже проголодался, хотя и проспал все утро. За завтраком (яйца с толстыми кусками ветчины, жареная картошка и черничный пирог) мы заговорили о местной фауне, и я упомянул о шуме, который слышал ночью. Сарр предположил, что между шарканьем и завываниями могло и не быть связи. Под окном могла ходить собака — их здесь множество, и им нравится шастать по округе среди ночи. А завывание… тут невозможно сказать наверняка. Сарр предположил, что это могла быть сова или, куда вероятнее, козодой. Судя по всему, козодои умеют издавать самые странные звуки, причем делают это в основном ночью (у Лавкрафта они сидели под окнами умирающего и со злорадным пением уносили с собой его душу).

Но я подумал, что выть могла и та самая собака, которая прошла мимо моего окна. Я слышал записи волчьего воя и лай псов на луну, и в них звучала такая же мольба, которая слышалась и в ночных звуках.

Я не стал спрашивать, не приходили ли Пороты ко мне в комнату, пока меня не было, и не упомянул переставленную книгу. Просто не знал, как начать разговор. Дебора — женщина достаточно добродушная, но трудно понять заранее, что может оскорбить Сарра.

После завтрака он встал и отправился работать, я же, как обычно, остался в кухне с Деборой, которой нравится слушать рассказы про город. Через пару минут мы услышали, что Сарр зовет нас со двора выйти поскорее и взглянуть на «небесный знак». Через окно мы увидели, как он показывает куда-то вверх.

Мы тут же выскочили наружу. Через все небо высоко в облаках проходила тонкая, как будто живая зеленая полоса. Мы смотрели, как она медленно пролетает над фермой. Трудно сказать, какой она была длины, но тогда казалось, что полоса тянется от горизонта до горизонта.