Т. Клайн - Церемонии

Уже ночь, и я устал. Днем долго сидел на солнце с «Приключениями Артура Гордона Пима». Мухи мешали сосредоточиться, но я решил немного подзагореть. Должно было получиться неплохо (сейчас в зеркале трудно понять, свет слишком слабый).

Но до меня внезапно дошло, что я все равно не общаюсь ни с кем, кроме Поротов, так с чего бы мне беспокоиться о собственной внешности? С Кэрол мы, скорее всего, увидимся еще не скоро, а ради Деборы нет смысла прихорашиваться.

Безлунная ночь, отчего звезды только выигрывают.

Одна вещь меня тревожит: вернувшись к себе после ужина, я решил развеяться после удушающих ужасов саги По, всех этих пиратов, трупов и каннибалов и почитать что-нибудь ненавязчивое — и протянул руку за сборником рассказов Саки.

Я уверен, что поставил книгу под фамилией автора, — Г. Х. Манро, — где ей самое место. Точно помню, как это сделал. Кроме того, я уверен, что прошлым вечером книга стояла именно там, потому что она оказалась между «Гипсовой рукой» А. Н. Л. Манби и «Противусолонью» Оливера Онионза: все три книги в красивых старых переплетах очень здорово смотрелись вместе. Помню, как сидел и любовался.

Но этим вечером Саки там не было. Я нашел его под буквой «С».

Мелочь, разумеется. Совершенно незначительная деталь. Не заметил, чтобы какие-то другие вещи были не на месте. Ничего не пропало. Но это значит, что сегодня кто-то побывал в моей комнате и перерыл мои книги (и, может быть, другие вещи), но не знал, как на самом деле зовут Саки.

Не могу поверить, что это были Сарр или Дебора. Они всегда с большим уважением относились к моему уединению. Кроме того, когда бы они успели? Не припомню хоть раз за весь день (кроме ужина, разумеется), когда я не находился бы в комнате или рядом с флигелем.

Ну ладно, может, я ошибся. Наверное, все из-за жары. Прошлым вечером мне так хотелось спать, что я сам мог сунуть книгу не туда. Или пока работал сегодня днем.

Но на всякий случай стану прятать свой дневник. В нем слишком много вещей, которые им обоим не стоит видеть. Все эти глупые мечты о Деборе, например…

Пороты в доме молятся. Минуту назад они распевали гимны. Такой темной ночью этот звук меня успокаивает.

Но при мысли о том, что они могли копаться в моих вещах, а потом ни слова мне об этом не сказали, одолевает злость.

Собирался написать Кэрол письмо, которое откладывал несколько дней, но уже слишком устал. Только вряд ли удастся быстро уснуть: у меня чешутся глаза, и я безостановочно шмыгаю носом. Наверное, из-за влажности.

Он ждал ее на станции метро напротив здания «Дакота». Рядом на земле стояла корзинка для пикников. Увидев девушку, Рози просветлел.

— Кэрол, — сказал он, взмахнув руками от восторга, — вы совсем как ожившая дриада!

— Прошу прощения?

— Лесная нимфа, древесная дева.

Кэрол рассмеялась.

— Спасибо. У меня такое чувство, что я сбежала прямиком из постановки «Сильфиды». Или с парада в день святого Патрика!

Сегодня девушка была вся в зеленом: в замечательном зеленом платье, которое купил ей старик, — оно выглядело прекрасно даже несмотря на слишком свободный покрой и короткий подол, — в зеленых туфлях, которые нашлись в шкафу у Рошель, и зеленом шарфе вокруг шеи. Шарф Кэрол добавила сама перед самым выходом, зная, что Рози он понравится. Она начинала разбираться в его вкусах.

Белье под платьем, разумеется, было белым. Это не может возмутить даже самого строгого мужчину. Кроме того, сквозь плотную ткань платья точно ничего не проглядывало. По правде говоря, сегодня Кэрол осмелела и не надела лифчик. В этом, понятное дело, не было ничего предосудительного, никто все равно ничего не заметит, но, вдыхая, девушка чувствовала, как платье слегка трется о соски, так что они слегка торчали под тканью. Она никогда раньше не позволяла себе ничего подобного. Ощущение было приятным — как и мысль о том, что на нее с вожделением станут смотреть мужчины. Приятно было чувствовать себя желанной. Так я расту, медленно, но верно… — подумала Кэрол.

— Пойдемте, — сказал Рози, — надо найти место получше.

Он протянул ей руку. В другой он уже держал старомодную плетеную корзинку; сверху лежало сложенное одеяло, а спереди торчала ручка зонтика. Вместе они прошли через улицу к парку.

Толпы людей уже текли в том же направлении и направлялись по тропинкам к Главной лужайке. Многие, как и Рози, несли корзинки, большие сумки или свернутые одеяла.

— Я никогда раньше не была на концерте под открытым небом, — сказала Кэрол, когда они вошли в парк. Странно было оказаться практически посреди леса вместе с огромной толпой людей.

— Вы даже не представляете, что теряли, — сказал Рози. — Музыку следует слушать именно так, под звездами.

Кэрол подняла глаза. До заката оставался еще почти час, так что звезды еще не показались, но небо над завесой ветвей уже потемнело.

— Они там, наверху, — заверил ее Рози. — Можете мне поверить.

Внезапно деревья расступились, и перед ними раскинулся простор Главной лужайки, множество акров газона, уже усыпанного человеческими фигурками. Кэрол не могла припомнить, когда еще видела столько людей в одном месте, — разве что на фотографиях с Вудстока. Прямо какое-то религиозное собрание. Кэрол внезапно охватило волнение и невероятная радость от того, что она оказалась здесь, среди других любителей музыки — не просто в парке, но в городе, где могли происходить — и постоянно происходили — подобные замечательные вещи.

— Хотите сесть поближе? — спросил Рози, пока они пробирались среди людей и одеял. — Или где-нибудь посередине?

— Где угодно, — ответила девушка.

Рози остановился возле первого свободного места и эффектным жестом расстелил одеяло. Потом принялся доставать из корзинки бумажные тарелки и другую посуду.

— Подождите, вы еще не видели, какой я подготовил ужин!

Рози разложил на одеяле еду: французский хлеб с паштетом из гусиной печени для себя и овощи для Кэрол, фаршированные яйца, холодного цыпленка для себя и сыр для девушки — и его собственное сладкое золотистое вино и пирожные с клубникой на десерт. Все было просто идеально, почти как в сказке: то, как они с Рози сидели на одеяле среди радостной толпы (и кое-кто вокруг наверняка завидовал их замечательному ужину), как была разложена еда, как вырисовывалась на некотором расстоянии раковина сцены, а над ней в закатных лучах светились золотом башни домов.

Пока они еще доедали и допивали вино, оркестр начал рассаживаться по местам. Девушка услышала, как настраиваются музыканты — сначала каждый инструмент по очереди, потом звуки стали все громче и сложнее, пока не слились в общую волну.

Тут и там среди толпы начали раздаваться аплодисменты, люди поворачивали головы. Наконец появился дирижер. Наступила выжидательная тишина — а потом полилась музыка, такая веселая и чарующая, что девушке захотелось раскачиваться с ней в такт.