Т. Клайн - Церемонии

Фрайерс попытался припомнить свою прогулку по кладбищу. Если вдуматься, он не видел ни одного надгробия с такой фамилией.

— Да, — сказал Джереми, — я все собираюсь как-нибудь там прогуляться. Может, набреду на парочку привидений.

Собеседник не поддался на провокацию.

— С чего бы привидениям болтаться в Закутке. Там только и есть, что болото да грязь. Вы поберегитесь, как бы не потонуть.

— А я вот слышал, что там случались странные вещи. — Фрайерс повернулся, наблюдая за реакцией собеседника. — Даже парочка убийств.

Выражение лица фермера осталось практически неизменным, разве что проявилось легкое раздражение.

— Да, помню, было что-то такое, но давно уже. Вы тогда еще и не родились. И, вы уж извиняйте, но, как по мне, местечко, откуда вы приехали, всяко опередит нас по части убийств.

Фрайерс усмехнулся.

— Не стану отрицать! — Он попытался изобразить должное раскаяние. — Но те, что я имею в виду, были странными. И оба произошли в последний день июля. — Он дал собеседнику время осознать это сообщение. — Прошлым летом в тот же день не случилось ничего необычного? Или за год до того? Никаких жестоких преступлений? Никто не пропал? Может, кто-то неожиданно умер?

Фермер какое-то время молчал.

— Не, — наконец ответил он. — Я ничего такого не припоминаю. Летом у нас тут довольно тихо. А что такое?

— Ничего, — ответил Фрайерс. — Просто интересуюсь.

Одна смерть в 1890-м году, другая в 1939-ом… Что объединяло два события, разделенных почти веком? Было ли второе преступление всего лишь напоминанием о первом? Или в два этих года тридцать первое июля чем-то отличалось от всех прочих лет?

— Вообще-то, — сказал фермер, прерывая размышления Фрайерса, — это время года — самое священное. Август начинается с Пиршества Агнца и завершается сбором урожая.

— Надо же. — Джереми трудно было сдержать разочарование. — Подозреваю, у вас круглый год проходят какие-нибудь священные празднества.

— Мы стараемся жить, как приказывал Господь. Например, в прошлое воскресение брат Амос повернулся ко мне и сказал…

Но Фрайерс уже мысленно вернулся на ферму и погрузился в подготовку к отъезду: объяснения, что завтра утром ему придется покинуть Поротов, целые полки книг, которые требуется упаковать в чемодан… И все это время воспоминания обращались к старой поблекшей фотографии, которую он закрепил на стене над столом: непримечательное детское личико, улыбающееся ему из прошлого.

Нога ягненка — когда Фрайерс вернулся, она уже стояла в печи, ожидая ужина, — вызвала вопрос:

— Дебора, а что такое «Пиршество Агнца»?

Дебора пожала плечами.

— Просто один из наших обычаев. А что такое?

— Фермер, который меня подвез, упомянул, что его проводят в начале августа. Я о нем никогда раньше не слышал.

— Честно сказать, Джереми, — со смехом заметила женщина, — мне кажется, вас больше всего интересует агнец. Вы еще даже не попробовали сегодняшнюю еду, а уже захотели добавки! — Она снова принялась нарезать помидоры и огурцы для салата. — Что он еще рассказал?

— Ничего особенно интересного. Думаю, он не так-то много всего знает. Я спросил у него про Закуток Маккини, но он никогда не слышал, чтобы в округе жил кто-то с фамилией Маккини.

— Если подумать, я тоже таких не знаю, — сказала Дебора. — Любимый, у нас здесь живут какие-нибудь Маккини?

Порот оторвался от вчерашнего выпуска «Домашних известий», в которые изучал с хмурым видом.

— Не припомню. — И он вернулся к чтению.

— Если вас интересует Пиршество Агнца, — сказала Дебора, — вы можете пойти вместе с нами к Гейзелям. Этим летом мы проведем его у них. Сестра Кора отлично готовит, но я должна предупредить заранее, что будет много молитв.

— Я так понимаю, это приглашение.

— Отчего бы и нет. Любовь моя, ведь Джереми сможет отведать с нами агнца у Мэтта и Коры?

— Он станет желанным гостем на любом празднике, — откликнулся Порот. — Если еще будет здесь.

Фрайерс покраснел.

— Я уж надеюсь, что никуда не денусь.

— И с чего бы ему куда-то деваться? — спросила Дебора, деловито расставляя тарелки и чашки. — Любовь моя, откладывай газету, пора ужинать. — Она глянула на Фрайерса. — От такой еды никто по доброй воле не откажется.

— Вот уж нет! — воскликнул Фрайерс с притворным жаром. Глядя на еду, которую Дебора уже выставила на стол, — ярко-красный и зеленый салат, кувшин холодного молока, фасоль прямиком с огорода, — он подумал: что Пороты говорили о нем сегодня?

Тема его отъезда больше не поднималась. Но после ужина, пока мужчины стояли на заднем крыльце, смотрели, как опускается на землю тьма, и прислушивались к Деборе, напевающей гимны на кухне, Сарр вернулся к вопросу гостя, пусть и окольным путем.

— Знаете, — сказал он, явно с каким-то намерением, — люди дали Богу множество имен и поклоняются ему разными необычными способами. Но Он всегда остается тем же Богом.

Наступило молчание. Фрайерс почувствовал, что фермер смотрит на него.

— Наверное, — сказал он наконец, пытаясь понять, куда клонит собеседник. — Полагаю, это не имеет значения, как именно люди к нему обращаются.

— Именно, — пылко подтвердил Порот. — Слова могут быть иными, но дух всегда остается прежним. В Трентоне преподаватели рассказывали нам об «иных системах верований», и книги тоже… — Сарр кивнул в сторону гостиной, где на полке собирали пыль несколько его учебников. — И, честно скажу, поначалу меня пугало, как много разных обличий может принимать Бог. Но потом я понял, что вернусь в общину с верой даже сильнее, чем прежде, потому что осознал: какими бы именами Его ни называли, это все тот же Бог, которого знаю я.

— Я как-то читал, — начал Фрайерс, — что в Тибете люди придумали для него миллиард имен…

— Не нужно даже забираться так далеко, — сказал Порот. — В Мексике был городок, которым католики ужасно гордились. Им удалось обратить в этих краях всех индейцев до единого, все местные жители были католиками по меньшей мере сто лет, и каждую неделю все до единого собирались в церкви, чтобы поклоняться Богородице. А потом однажды священник приказал сдвинуть алтарь, чтобы провести какой-то ремонт, и под ним оказался другой алтарь и идол, куда более древний и чудовищный, чем его собственный, со змеиной головой и зубами.

— И именно ему они и поклонялись все это время?

Порот кивнул.

— Но суть в том, что все они просто обманывались. Католики думали, что молятся одному богу, индейцы — другому, но на самом деле все поклонялись одному и тому же. За ними обоими, за Девой и за змеем, есть еще один бог, истинный.

— Тот, что пишется с большой «б»? — сказал Фрайерс. Про себя он сделал другой вывод из этой истории: о более древних, темных богах и ритуалах, в которых кровь — нечто большее, чем просто символ.