Т. Клайн - Церемонии

— Я думал, это Шелли! — сказал молодой человек. От него пахло зубной пастой.

— Нет, всего лишь я.

Кэрол проскользнула мимо и ощутила близость его тела. Вслепую, чуть не падая, девушка кинулась к своей спальне. Позади себя она услышала дыхание, потом наступила тишина — и молодой человек медленно прошлепал по коридору.

Оказавшись в комнате, Кэрол плотно закрыла дверь и включила небольшую лампу у кровати. Танцоры на афишах — Меррилл Эшли, Барышников, Карен Кейн в образе королевы лебедей — как будто прыгнули вперед, дружелюбно протягивая к ней руки, но девушке трудно было избавиться от воспоминания о нагом парне в дверях ванной комнаты, о его влажных, блестящих волосах.

Кэрол заставила себя думать о Джереми. Она надеялась, что он и в самом деле пригласит ее к себе. Тут же, предупреждая возможное разочарование, девушка напомнила себе, что очень мало о нем знает. В конце прогулки Фрайерс казался необычно нервным, все время оглядывался в поисках преступников, — и инвалидов! — но при этом ни на секунду не потерял обычной своей нью-йоркской самоуверенности. Может, все-таки следовало пригласить его зайти? Кэрол хотелось, чтобы он оказался рядом, чтобы она могла всю ночь провести в его объятиях. Но теперь он наверняка уже на крыльце, может, даже на улице. Кэрол подошла к окну, чтобы проверить.

Раздвинув две пластинки жалюзи на окне, она выглянула наружу. Да, Джереми бодро спускался по ступеням; из-за угла обзора его тело казалось укороченным. Он двигался быстро, все ускоряя шаг. Кэрол надеялась, что причиной этому удовольствие от прошедшего вечера, а не желание поскорее уйти. За считанные секунды Фрайерс добрался до полумертвого клена в середине квартала; листья дерева дрожали в последних лучах луны. Вскоре молодой человек повернет за угол и пропадет из виду.

Кэрол уже хотела отвернуться от окна, но тут ей почудилось, что из тени здания слева, почти на краю ее поля зрения, выскочила крошечная белая фигурка и поспешила следом за молодым человеком, размахивая чем-то вроде волшебной палочки. На полпути к углу она сделала странный пируэт и пропала за вереницей припаркованных под деревом машин.

Это определенно был не инвалид; он казался подвижным и пухлым, как ребенок, хотя в такое время никакой ребенок не мог находиться на улице. Кэрол потянула за шнурок сбоку и поправила жалюзи, чтобы лучше видеть. Пластинки повернулись, и комнату залил свет уличных фонарей. Девушка снова выглянула наружу, но поздно: луна зашла, дерево превратилось в неподвижную тень на фоне неба, над тротуаром поползли призрачные щупальца тумана. На улице никого не было.

Воистину особенный день! Рассветает, и над горизонтом как будто поднимается неизмеримо громадный занавес. Небо многообещающе розовеет. Старик расслабленно устраивается в пыльном матерчатом шезлонге на крыше дома и удовлетворенно глядит в небеса. Его лицо светится в лучах утреннего солнца. Воздух здесь, наверху, еще прохладный, в нем за запахами улицы и гудрона с крыши ощущается аромат цветов. Над головой хрипло кричат птицы. Ветерок играет тонкими волосами на голове у Старика. Позади него темная река бежит мимо холмов, все еще скрытых в тени. Перед ним простирается на восток город, высокие башни чернеют на фоне рассветного неба как череда надгробий.

Старик откидывается на спинку шезлонга, зевает и позволяет себе улыбнуться. У него был насыщенный день. И ночь. Так много дел; пришлось исполнить столько ролей, провести столько ритуалов, украсть кое-какие мелочи… Большую часть ночи он следил за мужчиной и женщиной, потом переключил внимание на мужчину и встал на страже под окном его дома. Как потрепанный призрак на самой границе освещенного фонарями пространства, он в одиночестве терпеливо стоял под черным зонтиком, не обращая внимания ни на прервавший тишину дождь, ни на тишину, что наступила после дождя.

Наконец окно мужчины погасло, как другое, в комнате женщины в миле отсюда; Старик отметил время, удовлетворенно кивнул и отправился домой. Но даже там у него были дела: подготовить слова для будущих разговоров, прочесть кое-какие заклинания, прошептать слова на давно забытом языке… Один-единственный восход солнца должен подтвердить годы подсчетов. Нужно учесть все: и рожденные им тени, и желтые и красные огоньки бесшумно плывущего по Гудзону неизвестного судна, и отражение меркнущих звезд в лужах у Старика под ногами. Он должен точно все рассчитать и безошибочно выбрать нужный момент. Только так и никак иначе могут быть выбраны места для Церемоний.

Теперь он слишком устал, и может только поворачивать из стороны в сторону голову и рассматривать ясное, безоблачное небо. И все же он еще не может позволить себе отдохнуть. И не сможет, пока не завершит все задуманное. Из человеческих потребностей ему требуется только пища да редкий отдых на солнце, чтобы согреть старые кости. От нелепой же потребности тратить время на сон — восемь часов бессмысленно блуждать среди инфантильных грез, вдавив в подушку голову, расслабляя и морща лицо, — он избавился уже давно, с той же легкостью, как змея скидывает кожу. Сны же не беспокоили его уже больше полувека.

Впрочем, теперь ему все равно не удалось бы уснуть. Старик слишком доволен своими успехами. Каждым действием, каждым словом, вероятно, каждым помыслом женщина показала себя достойной; ей как будто не терпится исполнить назначенную роль. Первый ее день прошел великолепно. После небольшой, совершенно незначительной задержки, которая ни в коем случае не была ее виной, женщина установила многообещающую эмоциональную связь с избранным мужчиной. Первая встреча завершилась.

Мужчина же — просто само совершенство, вплоть до дня и часа его рождения почти тридцать лет назад. Хорошо также, что он такой замкнутый, одинокий и внушаемый; таких очень легко использовать — при правильном подходе. А уж Старик-то его использует, в этом нет никаких сомнений. В конце концов, зачем еще нужны инструменты?

А вот соседка по квартире — это уже другая история. С ней придется что-то сделать. Какой там «вольный дух»! Обычная глупая потаскушка! Он не позволит ей искушать его драгоценную девственницу. Нетушки!

Да, с ней определенно надо что-то сделать, и как можно скорее. Старик еще не знает, как именно поступит, но он никогда не страдал от недостатка задумок.

Восходящее солнце становится ослепительным, в глазах Старика танцуют радуги. Он моргает и отводит взгляд. Рядом на невысоком кирпичном парапете в ряд лежат простецкие принадлежности, которым он посвятит этот день: пустая банка из-под варенья, наполненная сумка и потрепанный флейтовый чехол с пластиковой ручкой поверх раскрытого сборника упражнений, чтобы ветер не перевернул страницы. Все до единого — самые обычные предметы. Сегодня не придется выполнять ничего сложного, но и расслабиться не удастся.