Т. Клайн - Церемонии

— Но только днем. А теперь тебе придется идти в темноте.

— Как говорится, «во тьме остаются лишь те, кто не желает видеть». — Она пошла прочь.

— Я не понимаю, — сказал он. — К чему такая спешка? Ты приехала с тетей Лизой, и она рассчитывает вернуться с тобой. Или ты можешь немного подождать и поехать с Амосом Райдом. Они с Рахилью приехали на машине. Как и многие другие.

Вдова снова покачала головой; на ее лице проступила смутная тревога. Нет, не тревога. В ее взгляде читалась чуть ли не обреченность.

— Я не могу ждать, — сказала женщина почти скорбно. — Этой ночью я отчего-то стала думать обо всем, что было и будет, и о том, что меня ждут дела, которые больше нельзя откладывать. Я никак не могу избавиться от мыслей о грядущем… — Она едва слышно что-то пробормотала.

Порот напряг слух, пытаясь разобрать слова матери. Ему показалось, что она произнесла что-то вроде «вулы». Никогда прежде он не видел ее в таком состоянии.

— Погоди, погоди, — сказал он. — Ты просто расстроилась. А сегодня совершенно не с чего расстраиваться. Сегодня нужно радоваться. Только посмотри на меня! — Он раскинул руки в стороны. — Я наконец вернулся туда, где мне самое место. На нашу землю.

— Не говори глупостей, мальчик. Никакая это не наша земля. Ты прекрасно знаешь, что ею владел Энди Бабер, а до него — его отец и дед.

Порот нахмурился.

— Но сто лет назад она была нашей, а значит, мы были здесь первыми. Потому я и купил эту ферму. Я-то думал, что ты будешь рада, ведь ее построила твоя родня.

— Они не были мне родней. Это большая семья, сам знаешь. Они были из другой ветви.

— Они были Троэтами.

Женщина с горечью кивнула.

— И ты сам знаешь, что с ними случилось.

Порот почувствовал, как между лопаток пробежал холодок. Зачем она об этом вспомнила? Почему пытается испортить ему настроение в такую ночь?

Но мать уже принялась извиняться:

— Не обращай внимания. Я просто бестолковая старуха. Я рада, что ты так обустроился, что у тебя есть собственный дом, семена для посева и хлеб на столе. До сих пор ночь проходит счастливо, и я уверена, что с урожаем все будет в порядке. Я бы хотела как-то помочь тебе и твоей Деборе, но… — Она примолкла, как будто что-то вспоминая. — Но теперь уже куда позднее, чем я думала.

Торопливо махнув рукой, вдова развернулась и пошла по лужайке между домом и хозяйственными постройками в сторону дороги. На секунду, пока она пересекала квадраты света на траве под кухонным окном, ее силуэт как будто разросся и стал почти устрашающим. Потом она прошла мимо и снова превратилась в смутный призрак, печально спешащий куда-то в лунном свете. Обойдя дом, женщина скользнула в тень и пропала.

Порот ждал, когда она появится снова среди деревьев возле дороги, но через пару минут отвернулся. Поставил термос возле стола, нагнулся, поднял свой посох и пошел к полю и остальным мужчинам. Ночь и правда проходила счастливо, и личные переживания матери почти мгновенно вылетели у молодого человека из головы. Она наконец назвала Дебору по имени, это должно было что-то значить! И, по ее словам, урожай будет в порядке.

Хотелось петь.

Позади него женщины вновь наполнили сумки семенами; в мешке осталась лишь четверть содержимого. Дети с осунувшимися от усталости лицами сбились в кучку и внимательно следили, чтобы ни одно зернышко не упало мимо. Но еще внимательнее смотрели оставшиеся четыре кошки, невидимо затаившиеся в тени за каменным кольцом; их глаза горели как тлеющие угли.

Когда женщины повесили на плечи тяжелые сумки и медленно пошли обратно на поле, самый маленький из детей сунул руку в мешок и поднял сыпучую горсть семян. Подражая старшим, он с важным видом погрозил пальчиком и шепотом стал наставлять кукурузу:

Склонившись над распаханными бороздами, женщины подхватили песню и повторили старое привычное предупреждение:

Выпрямляясь, одна из них застонала и потерла живот. Ее соседка улыбнулась.

— Что тебя беспокоит, сестрица? Объелась пуховым хлебом?

Ее товарка кивнула.

— Эта звезда была здоровой как амбарная дверь, и я, кажется, съела добрую половину! Не знаю, отчего его зовут пуховым хлебом. Он тяжелый как камень.

Дебора остановилась, чтобы убрать с лица прядь волос.

— Мой муж все об этом знает, — сказала она, — но отчего-то предпочитает помалкивать.

Луна опускалась за верхушки деревьев. Женщины посмотрели вперед; в сумраке семь мужчин превратились в вереницу подвижных теней.

— Муку смололи каменным жерновом, из белой кремнистой кукурузы, — объяснял Порот. — Мне пришлось послать за ней аж в Типтон. Черношляпник, который мне ее продал, сказал, что муку мололи на водной мельнице.

Один из его спутников покачал головой.

— Наверняка он содрал с тебя вдвое!

Несколько мужчин рассмеялись, но Порот притворился, что не услышал.

— Те же семена мы сажаем сегодня, — продолжил он, — та же белая кремнистая кукуруза, что выращивали индейцы. То, что нужно для позднего посева. Говорят, вызревает в самый короткий срок.

— Надеюсь, не слишком короткий, — раздался суровый голос из вереницы. — Коротка жизнь человеческая, близка жатва.

— Да ладно вам, брат Иорам, — сказал другой мужчина. — Сами же говорили, из нее получается отличный пуховый хлеб.

Его жена, которая шла в нескольких шагах позади, только и ждала подходящего момента.

— Амос, — окликнула она, — узнай у брата Сарра кое-что для меня!

Пение затихло. В неожиданной тишине слова ясно разнеслись над полем:

— Спроси, отчего этот хлеб зовется пуховым.

Порот не стал дожидаться повторения вопроса.

— Я думал, все об этом знают, — торопливо сказал он, не оглядываясь. — Все потому, что его готовили на костре из тополя, пухового дерева. Наверняка выходило очень вкусно! — И, как будто желая закрыть тему, он с особым рвением воткнул посох в землю. Венец кукурузных листьев яростно затрясся.

Вопрос застал Порота врасплох, и он надеялся, что его ответ прозвучал убедительно. Дебора явно снова что-то разболтала. Когда же она научится держать язык за зубами? У костра брат Иорам практически в открытую велел ему отходить жену палкой, и, несмотря на всю свою образованность, Порот был с ним согласен. Эта женщина все время его донимала…

Сарр на секунду остановился и обернулся; Дебора наклонилась, чтобы вложить семена в только что сделанное им отверстие. Волосы свободно скользнули по ее щеке, точно как в минуты, когда она забиралась рядом с ним в постель. Выпрямившись, женщина засыпала углубление небрежным движением босой ноги. Когда она подняла взгляд, их глаза встретились. Дебора улыбнулась. Ее улыбка была любящей — и знающей.