Катажина Береника Мищук - Я, дьяволица [litres]

– Теперь он тебя возненавидит, – тихо сказал мне Петруша.

– Как-нибудь переживу.

В тот же момент Павел со злостью скинул со стула мою сумку.

– Кретин… – заявила я.

– Кретинка! – выкрикнул он.

– Ничего оригинальнее не смог выдумать?

Павел замолчал на мгновение. Зуза истерически хихикала.

– Глупая кретинка!

Мы с Петреком посмотрели друг на друга. Петруша прикусил губу, чтобы не рассмеяться вслух, потому что это еще больше выбесило бы Павла. Мы смотрели друг на друга намного дольше обычного. Петрек мягко мне улыбнулся. Он внимательно изучал мое лицо, будто хотел запомнить каждую черточку. Мне в свою очередь было трудно отвести взгляд от его полных губ.

Зуза немного неуверенно поднялась с моих колен, вернув нас в реальность из этого своеобразного транса, и бодро направилась на кухню. Вероятно, она надеялась, что если сделает это достаточно быстро, то Павел потеряется по дороге. Она ошибалась. Он последовал за ней, снова твердя о своем известном тайном обществе.

– Наверное, его кто-то уронил в детстве, – произнес Петруша, допивая свой напиток. – Принести тебе еще?

Я посмотрела на свой полный стакан, до которого даже не дотронулась. Цвет напитка немного пугал меня.

– Пока нет, спасибо, – ответила я.

Петруша встал и исчез на кухне, а я осталась на диване рядом с Клео и Белетом, которые до сих пор о чем-то перешептывались. Надо отдать им должное – из роли помолвленных они не вышли ни разу.

Я сидела в забитой до отказа аудитории с микроскопами. Была весна, сквозь окна проникали теплые лучи солнца. Многолетняя пыль летала в воздухе. Сегодня у нас была только общая лекция. Минус два часа от жизни – и домой. Преподавательница, как обычно, считала нас за стадо дебилов и каждым своим словом и жестом пыталась нам доказать, что она лучше нас. Заданные ей вопросы она игнорировала либо отмахивалась от нас, мол, сами в учебнике прочитайте, на что вам тогда учебники.

Терпеть не могла эту женщину…

Краем глаза я наблюдала за Петрушей. Он оперся на локоть, а глаза его закрывались все чаще и чаще и все дольше не открывались. Если преподавательница заметит, ему несдобровать.

Я послала ей приказ, чтобы она не замечала Петрека, когда он уснет, чтобы ей казалось, будто он внимательно слушает.

Голова объекта моих воздыханий, словно по сигналу, опустилась еще ниже. Он часто спал на занятиях. Мне открылся прекрасный вид на его профиль. Прямой нос, черная щетина на смуглой коже, блаженное спокойствие спящего человека.

Я вздохнула. И зачем мне все это?

Потому что он мне нравится – пришлось напомнить самой себе.

Я машинально чиркала в тетради, устраивая очередную размазню. Еще немного, и будет казаться, что я в Академии изящных искусств…

Вдруг тетрадь загорелась. На ней появились буквы, будто их кто-то выжег. В воздухе запахло дымом и серой. Я быстро огляделась, заметил ли кто, и помахала рукой, чтобы отогнать этот смрад.

К счастью, на меня никто не смотрел. Все, оцепенев, сидели на своих местах, бездумно глядя в пространство. Из этой комы, вызванной монологом лектора, их мог вывести только слайд с надписью: «Конец. Спасибо за внимание».

Это я, Клеопатра. Должна рассказать тебе кое-что важное. Немедленно. Это вопрос жизни и смерти. Речь идет о том, кого ты любишь.

Я испуганно посмотрела на Петрушу. Господи Иисусе! Вдруг у него мозговая опухоль и поэтому он спит?! Я тут же успокоилась: почти все спали. Опухоли не заразны…

Я пожелала стать невидимой для преподавательницы. Медленно сложила все вещи в сумку и стала выбираться из аудитории на четвереньках, за спинами своих одногруппников. Она меня не видела, но они могли удивиться, если бы я вышла просто так. Ее я могла потревожить лишь скрипучей дверью.

Люди просыпались, когда я наступала им на ноги, и смотрели на меня с восхищением, что у меня хватило смелости сбежать со скучных лекций этой ведьмы. Ну… смелости у меня хватило только потому, что я стала для нее невидимой.

Я заползла под парту Петруши, которая была у самой двери. Тоже проснувшись, он заглянул под стол и широко мне улыбнулся.

– Вики, ну ты даешь! Круто! – сказал он мне.

У меня сразу стало теплее на сердце.

Я похлопала его по колену на прощание, преодолела небольшое расстояние между партой Петрека и дверью и спряталась за выступом. Только здесь я встала на ноги и взялась за дверную ручку.

Как я и думала, дверь ужасающе скрипнула, когда я прошмыгнула сквозь нее.

– Что происходит? – Я услышала обеспокоенный голос преподавательницы, вырванной из монотонности лекции, которую она неизменно произносила одними и теми же словами на протяжении десятилетий.

– К нам кто-то заглянул. Ничего не происходит, – услышала я голос Петруши.

Я усмехнулась себе под нос. Защитил меня.

Я побежала в туалет. Закрылась в кабинке и вставила ключ в стену, усиленно думая о доме Клеопатры.

– Что случилось? – крикнула я, падая в роскошный тронный зал.

При виде меня Клеопатра встала с золотого кресла с леопардовыми ножками. Белое плиссированное платье растеклось по полу. Клео вдохнула и сделала грустное лицо.

– Это ужасно! – Она заломила руки.

Сокол, сидевший на жердочке рядом с ней, тихонько вскрикнул, вырванный из дремоты.

– Я даже не знаю, как тебе об этом сказать, – она обняла меня, когда я подбежала к ней, – какие слова подобрать…

– Тебе дали задание на Марека?! – выкрикнула я. – На его невесту? На Петрушу?!

– Нет! – Клео отстранилась. – Просто Азазель рассказал мне кое-что жуткое.

Я выдохнула с облегчением. Значит, никто не умрет. Речь с самого начала шла о ней. Секунду, откуда она вообще взяла, что я могу ее любить?..

– И только поэтому ты выдергиваешь меня с занятий? – неохотно спросила я.

Мне было все равно, что там сказал этот интриган. Наверняка раскритиковал ее платье или корону… А я могла бы и дальше сидеть в аудитории и любоваться тем, как Петрек засыпает все крепче…

– Послушай! – Она встряхнула меня. – Азазель рассказал мне то, что ему рассказал Белет.

Я замерла. Видимо, речь пойдет не о платьях и не об украшениях.

– Что Белет ему рассказал? – осторожно спросила я.

– Белет рассказал Азазелю, что собирается убить Петрушу… – Ее слова повисли в воздухе.

Я будто окаменела. Убить Петрушу? Зачем? Почему? Кроме того, как он собирался это сделать?

Я вспомнила, как презрительно он отзывался о моем убийце и как удивился, когда я сказала, что хочу устранить причиненный ему вред. Тогда в его глазах была пустота. Та же самая пустота отражалась в его глазах вчера, когда он наблюдал за Петрушей.

– Но что это ему даст? – выкрикнула я, нападая на подругу с вопросами. – Это же не означает, что я перестану любить Петрушу и полюблю его!