Елена Булганова - Западня [litres]

Когда же я осмелилась приоткрыть один глаз, под нами уже был лес, темный массив с серебристыми вставками озер. Я слышала, как скрипнула моя шея, когда нечеловеческим усилием повернула голову, отыскивая взглядом Ингу. Оценила, что держится Конрад на спине зверя уверенно, ну да, она же всадница и, в отличие от меня, об этом помнит. И тут я еще кое-что заметила.

Прямо на фоне лунного диска следом за нами неслись по воздуху три фигуры. Сперва меня замутило от мысли, что нас догоняют те самые тени. Но удалось разглядеть, что фигуры вполне человеческие, и они летят по небу в тех позах, в каких обычно люди сидят на лошадях, ну или на гигантских псах, как мы: подавшись телом вперед, согнув в коленях ноги и вытянув вперед руки. Но ничего под ними не было, как я ни напрягала взгляд.

– Инга! – завопила я. – Там за нами трое каких-то типов вроде как скачут на ком-то невидимом! Кто они?

– Наверно, это всадники на призрачных конях, наши! – сквозь свист ветра долетел до меня ответ.

– А они на нашей стороне?!

– Не факт, смотря кому служат!

Вот черт!

– Наверно, не враги, иначе не посмели бы увязаться за сукрами! – подумав, снова проорала Конрад. – А что внизу, можешь сказать?!

Стыдно было сознаться, что я и смотреть туда боюсь, пришлось уцепиться покрепче и опустить взгляд. Внизу все еще тянулся лес, но как раз в этот миг сукры вдруг дружно пошли на снижение, и я разглядела поляну, довольно просторную, только очень темную, как будто свет луны не мог ее коснуться. Или словно грозовая туча прилегла на ней отдохнуть. Не успела удивиться этому, как тьма с поляны выплеснулась вверх, прямо нам навстречу.

– Назад! – заорал кто-то позади нас.

И потом еще что-то непонятное, наверно, тоже на языке тварей, то есть сукров. Но те, похоже, не нуждались в инструкциях, потому что рванули вверх и в сторону со скоростью пушечного ядра. И помчались обратно в направлении городских огней.

Но нет, тьма не отставала, мне даже почудилось, что она как-то всасывает воздух, затягивая сукров, потому что движения их замедлялись, взмахи крыльев становились все более судорожными. Может, просто устали, не поймешь. И вдруг летящий на одном уровне с моим сукр, на котором сидела Инга, крутанулся в воздухе и понесся вниз, прямо в эту жуткую черноту.

– Нет, назад, вернись! – заорала я. – Инга!

Но мой сукр припустил с удвоенной силой, я только успела заметить, как троица, с которой мы почти сравнялись, тоже ушла в пике вслед за Ингиным сукром. Мы с псом остались в небе одни. Внизу уже сверкал огнями город, но в глазах у меня неумолимо темнело, в голове нарастал вязкий шум. Я поняла, что теряю сознание, и успела лишь вяло подумать, грохнусь ли теперь вниз или я уже достаточно примерзла к своему транспорту. И все исчезло.

Вот уже много ночей подряд старейшина Владдух, едва стихали голоса на поляне, выходил из своего шатра и медленно, шаркая по траве ослабевшими ногами, брел в сторону конюшни, к началу той самой тропы, на которой последний раз видел своего сына. Его ослабевшие глаза в призрачном свете здешних звезд с трудом различали перемены в селении, перемены безрадостные: большинство забросило свои дома после страшного рассказа тех, кто вернулся из последнего похода сутки спустя после дружины. Теперь вокруг поляны возвышались наспех возведенные крепостные стены с деревянными вышками, на них день и ночь несли стражу юноши и мужчины. Свободные от дозора каждый день под руководством Ждана учились управляться с мечами и кинжалами, полученными из пламени, или биться врукопашную. Пока, правду сказать, больше сами калечились – какие из них воины?

Пара-тройка костров и ночью непременно пылала в разных концах поляны, уставшие печальные голоса выводили слова песен так жалобно, будто давно позабыли, как это делается. Все реже удавалось получать из пламени то, в чем нуждался народ: камни и дерево, оружие и еду.

Переменчивый огонь словно разлюбил то, чем прежде был очарован, и воротил от певцов свой пылающий лик.

Владдух спотыкался, но упорно двигался к лесу, глаза его жадно шарили по темной опушке: вдруг случится чудо и он разглядит там Орлика? Ведь вернулись назад сначала мальчик Видан, потом Ждан, Возгарь и Креслав, и никто из них не сказал, что видел его сына мертвым. Но тщетно – лишь призрачные зверьки, не утратившие и после смерти своего любопытного нрава, то и дело выбегали из леса, даруя старейшине секундную сладость надежды, а потом еще более горькое разочарование и злую тоску.

За ним по траве, повесив голову и хвост, брел совсем слабый от старости Вук. Если он и недоумевал, для чего нужны эти долгие прогулки по ночам, то ничуть не сомневался в том, что его долг – неотступно следовать за хозяином вопреки усталости и боли в лапах.

В какой-то момент между стариком и псом неслышно возникал Ждан, а у плеча Владдуха мелькала коса Деи. Безмолвно следовали они за старейшиной, пока он не заговаривал первым:

– Ждан, сынок, что тебе не спится? И так весь день провозился сперва на строительстве, потом с нашими бестолковыми воинами. Да и жена, поди, сердится, бросаешь ее одну с малышами.

Две недели назад у сродника и его жены родилась двойня, голосистая дочка и тихий, улыбчивый сынок. Владдух иногда рассуждал про себя, будут ли у этих малышей таланты или все осталось в прошлой жизни и под иными звездами.

– И ты, родная, шла бы отдыхать. Небось измучилась за день, не один хлопец сейчас залечивает ушибы и поминает тебя.

Дея обучалась у Ждана наравне с юношами, и прогнать ее не было никакой возможности. Да Ждан и не возражал особо: хоть защитить себя сможет, когда доберутся до их поляны те жуткие создания. Меч был для девушки тяжеловат, зато в обращении с кинжалом она уже обошла наставника, да и врукопашную дралась отчаянно, словно вымещала злость на юношах за то, что не уберегли ее Орлика.

Владдух знал, что все его разговоры бессмысленны: оба упрямца продолжали следовать за ним. Когда небо заливал жемчужный свет, предвестник рассвета, расходились по своим шатрам, и иногда старейшине удавалось даже уснуть на часок в надежде хоть во сне повидать сына.

Обычно никто не беспокоил его в рассветные часы, поэтому, когда однажды в шатер влетел юный Видан, громко призывая старейшину, и рухнул с грохотом навзничь, споткнувшись о кувшин, Владдух решил, что началось то страшное, чего он с леденеющим сердцем ожидал каждый день.