Елена Булганова - Западня [litres]

– Ах, сколько схожего в наших обычаях, хотя мы из разных миров, – ничуть не смутившись, всплеснул руками Береш. – Мы тоже давно предоставили сумасбродному девичьему племени свободу в вопросах замужества, пусть это и не всегда идет им на пользу. Конечно же речь идет о вольном выборе! Кстати, Властитель только на днях получил отказ от одной высокородной дурочки из Брита и отнесся к ней с отеческим пониманием и снисхождением. Хотя, конечно, путь в Блишем для ее семьи навсегда закрыт. Но, как видите, ситуация будто нарочно складывается в вашу пользу.

Владдух, донельзя мрачный, размышлял и прикидывал, потом спросил:

– Речь идет о любой девушке из нашего народа?

– О, нет-нет! Властитель все же весьма разборчив и вряд ли стал бы полагаться на слепой случай, – ухмыльнулся наместник. – Ему глянулась именно та девушка, которую я показал вместе с рассказом о вашем удивительном народе.

– Показали? Каким образом? – высоко взметнул брови старейшина.

– Да всего лишь при помощи березки-оборотня. Возможно, вы еще не сталкивались с этими симпатичными деревцами, готовыми превратиться в любого, о ком вы думаете. Я показал ему ту, что была на лесной поляне в день нашего первого знакомства.

Он искоса глянул на побелевшего лицом Ждана, видно, припомнил его.

– Невозможно, – отрезал старейшина. – Девушка, о которой вы говорите, – невеста моего сына.

– Того сына, что был увезен сукрами? – любезно уточнил Береш.

Владдух поник головой. Наместник задумался или изобразил задумчивость, выдержав паузу, изрек:

– Интересная ситуация, однако. Конечно, мне не доставит особого труда узнать о судьбе твоего сына, возможно, отыскать его, если он еще жив, и при случае вернуть в объятия отца и его прекрасной невесты. Но какой в этом смысл? Поляна будет открыта мной для охоты, и очень скоро сюда нагрянут сукры. Каково тебе будет видеть, Владдух, как твоего сына утаскивают теперь уже навсегда или как вырывают из его объятий юную жену? Но, конечно, выбор за тобой.

Он поднялся на ноги, сделал знак своему спутнику, изрек суховато:

– Что ж, меня ждут дела, однако через три дня я буду снова пролетать над вашей поляной и наведаюсь к тебе, чтобы получить окончательный ответ. Думаю, стоит спросить саму девушку, вдруг участь безутешной страдалицы она готова сменить на роскошь и почет в городе, где ее красота не поблекнет еще сотни и сотни лет. Я же выполню обещание и постараюсь найти твоего сына, старейшина.

С этими словами наместник Береш покинул шатер, Ждан безмолвно последовал за ним. Вокруг шатра собрался народ, привлеченный вестью о загадочных гостях, Ждан оглядел их исподлобья, но Дею не заметил. Зато увидел свою жену, она держала на каждой руке по младенцу и вглядывалась с надеждой в лицо супруга. Словно раскаленный на огне меч вошел в его сердце, но Ждан поспешил дальше.

Он проводил гостя – честнее сказать, полноправного хозяина этих мест – к пасущимся у ворот тварям. Осмелевшие мальчишки и девчонки уже вовсю хватали их за ребристые хвосты и даже пробовали забираться на спины, но прыснули во все стороны, заметив приближение владельцев. Береш проводил их равнодушным взглядом, потом обратился к Ждану:

– Жаль, если старейшина примет неверное решение. Тебе, друг, наверняка тоже хотелось бы увидеть первые шаги своих деток, не так ли?

И, не глянув на вздрогнувшего Ждана, начал устраиваться в седле на спине своего зверя. Через полминуты они уже взмыли в воздух, а Ждан поспешил вернуться в шатер старейшины. Он нашел старца в невероятном возбуждении мечущимся по смятым коврам. Заметив сродника, тот бросил коротко:

– Я уже послал за Деей.

– Я думал, Владдух, мы сперва обсудим вдвоем, что сказал наместник Береш, – поразился его прыти Ждан.

– Чего же нам обсуждать? Разве тебя или меня хочет в жены хозяин этого мира? Нет, речь идет о судьбе Деи, ей и решать.

Ждан сердито мотнул головой, произнес сокрушенно:

– Впервые на моей памяти ты кривишь душой, старейшина. Ты знаешь Дею с рождения, разве недостаточно изучил ее? В твоих речах она услышит только то, что может пожертвовать собой ради своего народа. Да еще, может быть, спасти Орлика, ты ведь ей и это скажешь?

– Скажу! – почти выкрикнул Владдух, и глаза его свирепо сверкнули. – По-твоему, она простит мне, если промолчу об этом?

– А простит ли тебя твой сын, если он в самом деле еще жив?! – повысил голос и Ждан. – Если однажды узнает, что ты купил его жизнь, принеся в жертву его любимую!

– Не только его, жизнь всего народа, тех, кто сейчас на поляне! И твоих сына и дочери тоже, Ждан, или ты забыл о них?! Разве не хочешь, чтобы они жили?

Ждан сглотнул очередной огненный ком в груди, а Владдух продолжал:

– Пойми, другого выбора у нас нет! Если будет жизнь, все еще можно будет исправить! И мой сын еще молод, он сумел бы, возможно, пережить свое горе и простить меня! Да хоть бы и не простить! Все можно исправить, кроме смерти.

Старик замолчал и тяжело опустился на ковер, едва переводя дух. Прежде Ждан бросился бы к сроднику, поднес ему вина, помог бы распрямить измученные члены, но сейчас смотрел на него почти как на врага. Проговорил медленно:

– Твои слова неверны, старейшина. Есть то, что гораздо важнее жизни, – не предать самих себя. И если выжить можно лишь через предательство, то не правильнее ли будет всем вместе погибнуть?

Владдух покосился на него бесконечно усталым взглядом:

– Что ж, если ты так считаешь, пойди и спроси свою жену и мать, хотят ли они умереть. И всех прочих, кто остался из нашего народа. А я пока поговорю с Деей. Если же весь народ подтвердит, что готов скорее принять смерть, чем принести одну из нас в жертву, то пусть люди придут к моему шатру. И тогда еще до захода солнца мужчины убьют мечами детей и женщин, а потом заколются сами, чтобы не жить в ожидании еще более страшной участи. Иди.

Ждан, повесив голову, медленно пошел прочь из шатра, в двух шагах от него столкнулся с Деей. Щеки девушки пылали, глаза широко распахнулись от одного только призрака надежды, растрепалась коса цвета пепла. Она схватила его за руку:

– Есть ли новости об Орлике?

– Да, – тихо, печально молвил Ждан, освобождая руку.

Больше он ничего не смог сказать, да и Дея с коротким вскриком уже метнулась вперед, скрылась за цветастым пологом.

Очнулась я на чужой широкой кровати в незнакомой комнате.

Свет был погашен, но за окном совсем светло, разгар дня, не иначе. Я лежала, как мумия, укутанная по шею толстенным одеялом, обложенная подушками, да еще подошвы ног касались чего-то горячего, кажется, грелки.