Джон Лэнган - Дом окон [litres]

Но даже тогда, когда я нанес на карту все имеющиеся у меня факты, на ней осталось много незаполненного пространства. Однако если бы я решил посмотреть на произошедшее с точки зрения математики, то у меня было бы полно для этого места. Я взял другую ручку и начал писать эти соображения. В процессе я полистал пару книг и обнаружил еще больше деталей, которые добавил на карту. Как только я покончил с математикой, пустого места стало меньше; меньше, но все равно слишком много. В особенности это касалось пространства вокруг того места, где погиб Тед. Первое, что я сделал, – нашел точные координаты. Все это время мои записи толпились за пределами этого круга, но я с самого начала не хотел вторгаться на его территорию.

Наконец, я вспомнил о старом зеркале для бритья, которое подарил Теду. Я отыскал его и наклеил на карту. Несколько дней я был так доволен своим решением, что оставил карту в покое. Я старался не обращать на нее внимания, сосредоточился на чтении книг и отправке запросов по почте и в Интернете. Но сколько бы я ни работал, как бы ни уставал к концу дня, карта манила меня, – эти белые пустоты были похожи на поля, покрытые снегом. Я принялся искать информацию другого рода, обратившись, в первую очередь, к истории, – наверное, я должен сказать, что начал изучать давнюю историю, в противовес недавним событиям, – а во вторую, к астрологии. Как я уже говорил, меня привлекла не возможность предсказания будущего, а возможность исправить то, что произошло с Тедом.

И, да, до того, как ты решишь поставить мне диагноз, хочу сказать: я прекрасно понимаю, что всю мою деятельность Фрейд назвал бы изощренной сублимацией. И хотя действие всегда можно интерпретировать определенным образом, эта интерпретация – не всегда единственная. Так что считаю, что я, не имея сознательного намерения, возможно, составил то, что жители Тибета называют духовной картой.

И снова этот Тибет.

– Что она из себя представляет?

– Это карта пути, который проходит душа человека, когда покидает наш мир и входит в бардо. Ее цель – как можно точнее проследить путь души, чтобы ее близкие могли направить свои молитвы.

– А дальше что?

– Что ты имеешь в виду?

– Твою духовную карту. Ты рассмотрел смерть Теда с точки зрения непосредственной и древней истории, науки и суеверий. Что дальше?

– На данный момент я нахожусь на распутье. Мне еще многое предстоит узнать об истории площади и ее астрологических измерениях.

Я кивнула.

– И о чем ты молишься?

– Что, прости?

– Ты сказал, что цель карты – помочь скорбящим направить их молитвы в нужное место. Вот мне и интересно, каким образом карта помогает тебе.

– Я не думаю о ней в подобном ключе – не совсем. Я не практикую моления. Полагаю, моя работа и есть молитва. Ну, а цель этой работы ты знаешь: я хочу, чтобы Тед упокоился с миром.

– И ты даже не рассматриваешь…

– Нет, – отрезал Роджер. – Не знаю, почему ты все сводишь к этой теме.

Он встал и отнес свою посуду в раковину.

– Потому что я считаю, что это поможет, – ответила я его спине.

– Ты ошибаешься.

– Откуда ты знаешь? Тебе нечего терять.

– Дело не в том, что я боюсь что-то потерять. А в том, какую выгоду могу получить. И в данном случае – никакую.

Он закончил мыть свою посуду, расставил ее сушиться и собрался выйти с кухни. Но перед этим сказал:

– Ты так и собираешься говорить об этом при каждом удобном случае? Почему ты не можешь оставить меня в покое?

Прежде, чем я успела ответить, он ушел с кухни.

Вот так это и стало для него больной темой. Драматичный уход со сцены был вполне в духе Роджера. Он не понимал, что весь наш разговор можно было описать одной фразой: по-моему, леди слишком много возражает. [11] У. Шекспир. Гамлет, акт III, сцена III. Конечно, была вероятность того, что я ошибалась, но с каждым гневным возражением Роджера моя уверенность только росла, и я понимала, что раскопала что-то крупное.

К сожалению, я и понятия не имела, насколько крупное, и что с ним делать. Понимаешь, я ведь не могла снять проклятие за Роджера – вряд ли брачные узы мне в этом бы помогли. Каждый раз, когда я поднимала этот вопрос, Роджер, казалось, пытался уйти от него как можно дальше. Я отнесла свою посуду в раковину, а затем, когда закончила мытье, прошла в гостиную.

Мне еще многое предстояло прочитать о Рудольфе де Кастри. В интернете было, по меньшей мере, с десяток интересных статей. Но я отложила это дело. У меня был насыщенный день, и странностей мне хватило. Я включила телевизор и попала на самое начало «Алой буквы» с Деми Мур. Я уже говорила, что ненавижу этот фильм всеми фибрами души? Должна была. Честное слово, мы с тобой не смогли бы так испортить книгу, даже если бы постарались. Кажется, что выпущенной сто пятьдесят лет назад книге есть что предложить, но, нет, это же Голливуд! Прости. Для того чтобы перечислить все недостатки этого фильма, не хватит и часа. Пустая трата времени. Пустая трата таланта актерского состава. А деньги – все впустую! Я хотела отвлечься, а этот фильм идеально для этого подходил, и, поскольку Роджер был вне пределов слышимости, я могла, не стесняясь, кричать на экран сколько душе угодно. Положив пульт на диван, я приготовилась к двум часам клоунады.

Пока Деми в очередной раз снимала с себя одежду – будто вид ее обнаженного тела мог заставить зрителя забыть об отсутствии сколько-нибудь связного сюжета, – а Роберт Дюваль болтался в плену у индейцев – потому что кое-кто пересмотрел «Танцующего с волками», – я не думала о том, что происходило с Домом вокруг меня. Но теперь, оглядываясь назад, думаю, что должна была. Действие набирало обороты, но тогда, сидя на диване, я еще не знала, что меньше, чем через двадцать четыре часа, наша с Роджером драма подойдет к развязке. Финальный аккорд еще не прозвучал, но оркестр уже начал играть коду. Как бы ни увлек меня фильм – а погрузилась я в него с головой; так бывает, когда что-то очень сильно ненавидишь, – я, должно быть, почувствовала, что Дом начал меняться. Да и как я могла не заметить?

Слабые изменения, которые явились мне во время обморока неделей ранее, становились все более явными. В тех местах, где Дом истощался, он стал еще тоньше, разверзаясь в длинные туннели. Кроме того, казалось, что истощается сам дом. Будто последняя стена расступилась перед очередным туннелем, сотканным из пустоты. Будто в том измерении, откуда пришли эти ощущения, наш дом превращался в перепутье, перекресток этих длинных темных коридоров. Если бы я попыталась нарисовать происходящее, мне пришлось бы придумать какое-нибудь кубистское скопление труб, впадающих друг в друга. Дом вокруг меня начал сливаться с домом, который я видела, когда потеряла ребенка; ряд дверных проемов замаячил перед глазами. Несмотря на то, что я была разгневана битвой между пуританами и индейцами на экране, я чувствовала, как окружающий меня Дом начинает исчезать.