Литтмегалина - Гнилое яблоко

«Просто он мой отец, – сказал однажды Миико. – Понимаешь? Это все, что меня огорчает – то, что он мой отец».

Отум тихо смылся без единого слова. Что бы он ни искал, я надеялся, он найдет это поскорее.

После того, как Миико погрузился в сон, я еще долго сидел возле него, оцепенев в своем унынии. Я думал о том, что совсем не знаю, что мне делать, но даже если бы знал… возможно, не делал бы ничего, потому что Долина Пыли уже заразила меня своей неживой покорностью. Подняв взгляд, я посмотрел в небо, перечерченное кривыми ветками. Как же далеко до него, никогда не было дальше. Где-то обычный мир, где ездят машины, где много людей и можно увидеть собаку, примостившуюся на лужайке – все это недостижимо далеко от меня, остающегося на дне проклятой ямы. Я едва верил, что все это вообще существует. За эти пару дней я привык к пустоте вокруг. Пустоте и музыке, которую некому и нечему заглушить. Внутри меня, как аневризма, расширялось и зрело тоскливое чувство. Будто мне никогда не вырваться, будто мне только и остается, что затаиться, распластавшись на перевитой корнями земле.

Когда мне стало совсем нестерпимо, я поднялся на ватные ноги и начал ходить кругами в попытке взбодриться. Два близко расположенных дерева сцепились ветвями в подобие арки. Листья на повисшей сломанной ветке высохли. Я сорвал один, растер в ладони, и, конечно, он превратился в пыль. Мне представилось серое лицо моей матери. Я готов поклясться, иногда от нее пахло как от влажной тряпки для протирания мебели. Но разве люди превращаются в пыль? Разумеется, нет – в том, нормальном мире. Здесь… все возможно.

Лето, в целом довольно поганое, ушло из Долины досрочно. Листья теряли цвет с каждым часом. Должно быть, они отдавали свою окраску зеленоватому воздуху. Я глубоко вдохнул и выдохнул. Странно, но дыхание не виднелось облачком, хотя температура воздуха к вечеру заметно упала. Кто-то обхватил мою шею рукой и резко дернул меня назад. Я ударил локтем, но меня уже отпустили, и удар скользнул в пустоту. В бешенстве я развернулся и увидел Отума.

– Не смог удержаться, – прокомментировал он, слегка улыбаясь. – Испугался?

– Нет. Я узнал твои острые ногти.

– Я нашел кепку Миико. Она зацепилась за ветку.

– Возможно, я бы предпочел, чтобы он потерял ее навсегда.

Отум фыркнул, как кот, и в сумеречном вечернем свете я заметил что-то в его лице. Он походил на заболевшего человека, пытающегося скрыть тот факт, что его знобит.

– Нашел, что искал? – холодно осведомился я.

– Нет.

– Тогда почему вернулся?

Отум перешел на шепот.

– Да так… наткнулся кое на что. Я подумал, тебе следует знать об этом.

Я не двигался с места.

– Я отправляюсь в преисподнюю. Кто пойдет со мной? – вопросил Отум, и по его насмешливому тону я догадался, что это цитата откуда-то.

– Не я. Я не оставлю Миико одного.

На секунду мне показалось, что Отум не может вспомнить, кто такой Миико.

– Что он сейчас делает? – Отум бросил взгляд в сторону куста, за которым просматривалась скрюченная фигурка Миико.

– Спит…

Если его оцепенелое состояние можно назвать сном. Он как набитое опилками животное, глядящее бездумными стеклянными глазами.

– Я не думаю, что твое присутствие способно спасти его от чего-либо.

Мое лицо стало жестким, как кора.

– Я прав, – произнес Отум с нажимом.

– Ты прав, – согласился я через силу и провинтил взглядом частое сплетение веток – Миико неподвижен.

– Это не то, что ему следует видеть, – добавил Отум мягче. – Возьми фонарик.

– Он на шнурке на шее, под ветровкой. Сколько туда идти?

– Минут пятнадцать.

Я побрел вслед за Отумом, затем нагнал его и зашагал рядом. Расстояние между нашими плечами было не шире ладони, и иногда мы задевали друг друга, но ни он, ни я не стремились отдалиться. Я знал, что между нами с самого начала происходит что-то, но не хотел думать, что именно. Любопытно, испытывает ли Отум чувство вины за то, что втянул нас во все это? Или…

– Отум, ты знал?..

(Деревья, деревья вокруг, неряшливые кроны перемешались друг с другом. Трава припала к земле, теперь не ломкая, но жухлая, и ноги утопают в ней, как в тине. Было бы естественней, не будь здесь ничего, кроме сухой земли и камней. Впрочем, однажды в Рарехе я видел одуванчик, пробившийся сквозь асфальт тротуара. Порой растения сильнее людей)

– Нет. Так, слышал некоторые слухи.

– Какие слухи?

– Что здесь, ну, не здесь, поблизости – мало кто знает, как пробраться непосредственно в Долину – случаются всякие вещи.

– Например?

Взгляд Отума коснулся меня, словно ткань, смоченная в горячей воде – тепло и мокро. Мы обошли очередное разбитое кольцо

(не вступай в его пределы)

и снова сблизились.

– Якобы люди сходят с ума. Я считал, это обычная страшилка, дающая повод повалять дурака. Но сейчас… сейчас я думаю, что Долина была перекрыта потому, что в ней действительно творится нечто странное, – Отум признавался неохотно, каждое слово через собственное сопротивление. – Захлопнули ее сразу после стрельбища. Столько людей тут завалили. С полсотни. Это было давно.

Я выслушал Отума с невозмутимым лицом, хотя внутри меня все замерло, а кончики пальцев поледенели. Мне не нравилось то, что он рассказывал, но мне было приятно, что его голос наконец серьезен, очищен от издевательски-презрительных нот. Я чувствовал странную близость с Отумом, и уже поэтому мне хотелось тянуть момент, сколько возможно. Это Отум поглощал меня, втягивал меня в себя, не сумерки, не горькая тревога за Миико. Даже жадные деревья, оплети они меня своими узловатыми ветвями, не могли бы держать меня крепче, чем Отум.

– Мое сознание периодически уплывает от меня, впадает в поток, уносится с ним, – признался я, раз уж между мной и Отумом протянулся хрупкий временный мостик. – Потом я возвращаюсь в свое тело. Но каждый раз оно как будто бы все меньше мое.

Мы посмотрели друг на друга – короткие острые взгляды, и отвели глаза.

– Я теряю некоторые моменты. Потом понимаю, что я что-то сказал или сделал, но мне самому неизвестно, что, – Отум усмехнулся, пряча растерянность.

Это был максимум его откровенности. Когда пауза затянулась, я спросил:

– Из-за чего началась стрельба?

– Мутная история, – ответил Отум уклончиво. – Красноземельщики…

– Ничего не слышал о них.

– Ничего? – удивился Отум, отодвигая от лица ветку. – Я понимаю, что подобные истории у нас в ил на дне вбивают, но все же… Ты что, даже телевизор не смотришь? Масштабное было дело. До сих пор вспоминают.

– Впервые слышу.

Отум ухмыльнулся.

– Ты из этого мира вообще?

– Ненавижу телевидение, – досадливо бросил я и пропихнул свои холодные пальцы в карманы. – Так что ты хотел показать мне?