Василий Гейман - На вершинах знания [Русский оккультный роман, т. X]

Фадлан умолк, как будто бы подъем духа, с каким он сказал последние слова, истощил его. Потом, пройдясь еще раза два по кабинету, он с наслаждением растянулся в кресле, гляди на Моравского, окруженного облаками дыма: профессор выкуривал по счету десятую папиросу.

— Не довольно ли на сегодня? Я боюсь, что начну путать, — промолвил Фадлан. — Следующая лекция будет, когда вам угодно, но должен предупредить, что я не принадлежу сам себе: иногда меня может и не быть в назначенный час. Спрашивайте меня о чем хотите, дорогой профессор, — я к вашим услугам.

Моравский задумался.

— Я все-таки не совсем ясно представляю себе именно то, что всегда мучило и мучает меня, — сказал он. — Что такое, все-таки, в сущности, Божество? Какое представление, по крайней мере, следует иметь о Нем?

— Это Существо не материальное. Так как Оно не доступно вашим органам чувств, вы не можете составить представления о Нем. Но вы видите Его творения. А они говорят вам, что Он вечен, всемогущ, наполняя Собою всю вселенную. Наиболее древняя из наших книг, Шастаха, говорит так: «Бог — это Тот, Кто был всегда. Он создатель всего, что существует. Он подобен сфере, которая не имеет ни начала, ни конца. Он управляет и господствует над всем, что создал, и высший промысел Его основывается на законах, Им же сотворенных. Но ты не будешь стараться проникнуть в изучение сущности Вечного, ни в то, по каким именно законам Он правит миром, ибо это напрасно и преступно. Достаточно с тебя, если ты будешь видеть в Его творениях, день за днем и ночь за ночью, Его мудрость, Его могущество и Его милосердие, — пользуйся им». Заметьте, что эти слова Шастахи написаны более пяти тысяч лет тому назад!

— Почему Бог сделал мир? Может быть, и это вам известно?

— Почему и для чего Он создал мир, нам неизвестно, так же, как и вам. А как Он создал его, раскрывает та же Шастаха. Любовь была божеством бесконечного в вечном. Но эта любовь проявляется тремя различными способами: созданием, сохранением и разрушением. Эти три способа представляют собой мудрость Божью, Его промысел и Его врага, и люди поклоняются под различными формами и символами этим трем способам проявления Высшего Существа как Создателю, как Промыслителю и как Разрушителю.

Божественная любовь произвела могущество. Это могущество в бесконечности времен однажды соединилось с благом, которое породило плод этого союза — всемирную природу. И вселенная была создана в том виде, в каком существует, соревнованием этих трех сил.

Различие между силой созидающей и разрушающей дало начало движению, и это движение было троякого рода: притяжение, отталкивание и инерция.

Эти три движения производят невидимый элемент, способный производить звук; этот элемент называется чистым эфиром. Чистый эфир рождает воздух — элемент легкий; огонь — элемент видимый; воду — элемент жидкий и землю — элемент тяжелый. Эфир распространился по вселенной и воздух окружил атмосферу; огонь, собрав свои частицы, зажегся в небе; вода под тяжестью земли поднялась в моря, озера и большие потоки, из которых впоследствии образовались реки.

Вот каким образом мир вышел из мрака, где Бог держал его до того времени. И правилом вселенной был порядок.

— Это красиво, — промолвил Моравский. — Поцелуй могущества с благом и их дитя — вселенная! Конечно, это символы. Но почему… скажите мне, пожалуйста, почему все священные знания и понятия всегда скрываются в символах и гиероглифах?

— Символ… Скажите мне, в свою очередь, разве начертанное слово, буква, сами по себе не символ? А ведь знания передаются письменами…

— Слово — символ? Какой же символ? Символ чего?

— Конечно, символ. Символ звука, голоса и жеста. А если пойти дальше? Голос и жест — прямое порождение воли. Значит, слово — символ воли.

А начертание этого символа, письменный знак, буква — гиероглиф воли. Вы удивляетесь, дорогой профессор? Вы этого не ожидали? Я скажу вам больше: не только сам знак, но соединение их и сам способ начертания символичны. В манере писать порой скрывается забытый символ происхождения народа, — история развития целой расы. Возьмем наиболее типичные, совершенно различные языки: китайский, еврейский и санскритский.

И вы увидите, что все народы, которые пишут, как китайцы, сверху книзу, от неба к земле — имеют происхождение, наиболее близкое к первоначальному источнику.

Все народы, получившие знания из восточного источника, как евреи, пишут от востока к западу, от правой руки к левой. И, наконец, те народы, которые получили знания от древних друидов и с запада, пишут от запада к востоку, от левой руки к правой, как пишется санскрит.

Но почему вас удивляет, что и мы скрываем свои знания в символах и вообще окружены тайнами и мистериями, недоступными толпе непосвященных? Видите ли, дорогой профессор, те знания, которыми я уже обладаю, и та наука, которую я изучаю, священны, и мы должны придерживаться седых традиций. Во все времена священное ведение было окутано покрывалом, которое приподнималось только при известных условиях. Оракулы и пророки всегда говорили не иначе, как иносказательно: они никогда не делились своим знанием с первым встречным, желавшим стать их учеником, а только с тем, кто был вполне готов и достоин воспринять это священное знание. Так было везде и у всех народов. И те, кто владели священной истиной, было ли то у египтян, индусов, греков или варваров, напрягали все усилия к тому, чтобы скрыть ее под покровом глубокой тайны, и никогда не высказывали ее иначе, как иносказательно, в символах и аллегориях. Если вы, дорогой друг мой, пойдете дальше по тому пути, который, кажется, хотите избрать, то вы постоянно будете встречать на своем пути символы. Даже в заклинаниях и молитвах, оставаясь наедине с самим собой и обращаясь к духу, который может читать в ваших мыслях, вы все-таки очень часто будете выражаться символически, ибо есть такие имена, которых не может назвать человеческий язык и не должно слышать человеческое ухо. Тогда вы будете брать символ вместо имени и аллегорию вместо понятия.

Моравский, слушавший с большим вниманием Фадлана, усмехнулся.

— Вы говорите: молитвы и заклинания, — сказал он. — Я понимаю молитву, как обращение к Высшему Благу, если допустить Его существование. Но заклинания… нет, это вы оставьте. Я никогда не поверю, чтобы этот пережиток старины имел какое-нибудь значение в наше время.

— Однако, вы были свидетелем силы заклинаний, профессор? Это было не так давно, — возразил Фадлан. — Есть очень много такого, что покажется вам пустым пережитком, а на самом деле… Я бы очень хотел дать вам сейчас же живое и убедительное доказательство… Ого! Кажется, мое желание исполняется!