Василий Гейман - На вершинах знания [Русский оккультный роман, т. X]

Он быстрыми шагами подошел к аппарату и прислушался.

— Так и есть, меня зовут. Пожалуйте сюда, профессор, послушайте-ка!

Моравский, сгорая от любопытства, почти бегом приблизился к Фадлану.

— Вы слышите что-нибудь?

Действительно, внутри овального медальона шуршало и скрипело. Потом что-то громко треснуло и полированная крышка его, повернувшись в деревянном ободе, с силой откинулась в сторону, обнаружив темное отверстие, прикрытое шлифованным стеклом. Отверстие это, казалось, вело в длинный темный колодезь, не имевший конца.

Колокольчик на столе Фадлана стал беспрерывно работать и дребезжащий звон наполнил весь кабинет.

— Что это такое? — пробормотал Моравский.

— Мы сейчас узнаем. И увидим и услышим. Приведем в действие аппарат.

Фадлан снял крышку с верхнего клапана. Потом подошел к столу и нажал клавишу, — звонок сейчас же прекратил свою работу.

— Теперь наблюдайте, дорогой профессор. Смотрите в зеркало и слушайте.

Они стали перед зеркалом и с напряжением стали вглядываться в его смутную глубину. Там пробегали какие-то то темные, то светлые пятна, проходили точно легкие облака, светящийся туман, но не было видно никакого изображения.

Так прошло около пяти минут.

Фадлан и Моравский не отрывались от зеркала.

Но вот пятна ушли, светящийся туман рассеялся, появилось ясное и отчетливое изображение.

Пред ними была довольно большая комната, оклеенная темными, почти черными обоями. На окнах висели наглухо задернутые темно-красные гардины; такие же портьеры закрывали единственную входную дверь комнаты. Около самого угла была еще небольшая одностворчатая дверка. По стенам стояли шкафы с книгами; один из них был открыт, но на полках его, вместо книг, лежали свернутые в трубку бумаги и желтели пергаменты. У окна стоял большой письменный стол с креслом перед ним, два других помещались по его сторонам и одно напротив. А в углу был накрыт небольшой столик. На нем, на чистой скатерти, стояли дна высоких подсвечника с зажженными свечами, лежали два куска воска и на самом краю небольшая медная курильница. Вся комната тускло освещалась этими двумя свечами и свет их кровавыми бликами ложился на ярко-красном ковре, устилавшем пол комнаты во всю ее длину.

Дверь тихо скрипнула. Моравский ясно услышал этот скрип, телефон Фадлана великолепно передавал звуки: голоса и шумы, казалось, происходили здесь, в самом кабинете, а не где-то там, в неведомом пространстве…

В комнату вошли двое: миловидная, совсем молодая девушка и уже пожилая дама. Большая темная шляпа почти закрывала густые волосы девушки, меховое боа закутывало ее шею; прекрасно сидящее платье, умение одеться, походка и вообще манера держать себя показывали несомненную принадлежность к интеллигентному классу общества. Пожилая, напротив, походила на сваху или, пожалуй, на что-нибудь еще худшее, — было очень странно видеть ее рядом с такой изящной барышней. Между тем, она была здесь если не хозяйкой, то, во всяком случае, своим человеком; в голосе ее звучали властные вотки и движения были уверенны, тогда как барышня стеснялась, робела и, видимо, чувствовала себя не по себе.

— Садитесь здесь, к столу, — сказала пожилая женщина.

Девушка села в кресло у письменного стола.

— Вы останетесь здесь. Он сейчас придет, он предупрежден и все знает. Но все-таки вы должны с полной откровенностью отвечать на все его вопросы и исполнить все, что он скажет.

— Я боюсь, — сказала барышня.

— Вы не должны бояться, моя милая, — возразила женщина. — Помните, что вы пришли за тем, чтобы вернуть себе сердце любимого человека: приз велик!

Она вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой двери. Барышня осталась одна.

— Я знаю, в чем дело, — шепнул Фадлан на ухо Моравскому. — Будет энвольтование любви. А так как дело идет о возвращении любимого человека, то будет и энвольтование ненависти. Я предупрежден для того, чтобы помешать злому делу и наказать виновных, — мне нужно действовать.

Моравский удивленно взглянул на него.

— Я удалюсь на некоторое время и займусь ими, профессор. А вы оставайтесь и наблюдайте, это для вас любопытно. Мы скоро увидимся, через несколько минут. Но очень прошу вас, — не забудьте закрыть крышку зеркала, когда видение окончится.

Моравский молча кивнул головой.

— Не забудьте же закрыть аппарат, это очень существенно, — еще раз напомнил Фадлан и покинул Моравского.

Моравский продолжал наблюдать видение.

Теперь барышня сидела, опустив свою хорошенькую голову на руки; по лицу пробегала легкая судорога, кривившая ее губы. Она, должно быть, мучилась и нетерпением и страхом.

Маленькая дверца отворилась, в комнату вошел высокий человек, одетый в черную длинную хламиду. Лицо его скрывала небольшая бархатная полумаска. Его толстые чувственные губы и торчащие уши изобличали семитическое происхождение. Человек молча поклонился барышне и сел за стол напротив.

— Вы желаете вернуть себе любимого человека?

— Да.

— Принесли ли вы его изображение?

— Да.

— Принесли ли вы и другое, — о чем вам было передано?

— Да.

— Я приготовлю его изображение из воска и закляну его. Я приготовлю напиток, каплю которого вы прибавите к его питью. Имеете ли вы возможность и желание сделать это?

— Да.

— Он вас любил раньше?

— Нет… он был внимателен ко мне. Он любит другую, он — жених. Он меня не замечает, а раньше… Не знаю, любил ли, но ухаживал за мной.

— Я приготовлю ее изображение из воска и закляну ее. Я приготовлю пищу, которую вы передадите ей. Имеете ли вы возможность и желание сделать это?

— Да.

— Принесли ли вы ее изображение?

— Да.

— Подайте мне все, что вы принесли.

Барышня вынула из-за корсажа две маленькие фотографические карточки, потом порылась в своем ридикюле и, взяв оттуда небольшой пакетик, передала его вместе с карточками своему собеседнику. Он, в свою очередь, достал из стола изящную бонбоньерку с конфетами и, взяв принесенное девушкой, положил все вместе с бонбоньеркой на стол.

— Эти конфеты вы пошлете ей. Лучше понесите сами, чтобы они вернее попали по назначению. Снимите шляпу, бросьте боа и станьте у накрытого столика за моей спиной. Затем вы будете повторять за мной, про себя, те заклинания, которые я буду говорить.

Он взял из шкафа кубок с вином, две повязки, черную и розовую, поставил кубок вместе с черной повязкой на стол, а розовую надел на свою голову. Затем, взяв кусок воска, высоко поднял его над головой и произнес:

— Приди с твоего священного престола, о Адонаи, и да присоединится твоя великая сила к нашей воле!