Василий Гейман - На вершинах знания [Русский оккультный роман, т. X]

— Профессор, — наконец сказал он.

Моравский, со вниманием следивший за всеми его действиями, взглянул на Фадлана.

— Приложите ваше ухо к урне. Не услышите ли вы чего-нибудь? Какие-нибудь стуки или, может быть, потрескивания?

Моравский повиновался, прислушался и сказал:

— Слышны легкие постукивания. Такого же характера, как тогда в гробу, только слабее… Да, гораздо слабее.

Действительно, в вазе стучало. Стуки эти усиливались все больше и больше, делались чаще и оживленнее, казалось, будто в урне стучит молоточек румкорфовой катушки. И Моравский, и Фадлан ощущали на руках и лице словно легкую паутину.

Электричество было погашено и занавеси на окнах опущены. В полной темноте стуки казались еще сильнее. Теперь они перешли в сплошной треск.

Фадлан с упорством продолжал свои пассы.

Урна стала понемногу светиться. Казалось, она была окружена слабо светящимся туманом, легким светозарным облаком, которое яснело все больше и больше. Наконец стало светло настолько, что можно было различить все предметы в лаборатории. Откуда-то пахнуло ощутительным холодком.

— Прекрасно, — сказал Фадлан, прекращая пассы. — Пока что все идет по предвиденному плану. Но я страшно устал и мне нужно немного отдохнуть. Видите, что значит, что я сравнительно долго не занимался? Может быть, вы, дорогой профессор, продолжите несколько мгновений мои пассы?

Он, показав Моравскому необходимые движения рук, с наслаждением растянулся на диване.

В урне по-прежнему стучало и гремело, казалось, словно в ней горит громадный костер; треск то усиливался, то почти совершенно стихал, чтобы снова начаться с удвоенной силой. Иногда положительно можно было различить вой пламени в узкой трубе; порой было ясно слышно, как с гулом лопаются пузырьки раскаленных газов. Через полчаса Моравский, занятый пассами, вдруг вскрикнул и отскочил от урны.

— В чем дело? — спросил Фадлан.

— Я почувствовал… Мне показалось, будто я явственно ощущаю прикосновение холодной руки! Конечно, это была галлюцинация, но поразительно реальная. Мне кажется, что я до сих пор чувствую этот ледяной холод!

— Это не совсем галлюцинация. Это одна из фаз происходящей эволюции.

По всей комнате распространился запах жженого мяса.

— А это что такое? Тоже фаза эволюции? — спросил Моравский.

— Несомненно, и вполне естественная, — ответил Фадлан. — Сейчас мы восстановляем в астральном клише всю бывшую картину сожжения трупа во всех ее мельчайших подробностях. Запах немного неприятный, правда, но он скоро пройдет.

— Если бы сжечь немного ладана?

— Вы предлагаете святотатство, — живо возразил Фадлан. — Запах курений, посвященных Божеству, не только прервал бы наш опыт, но мог бы привлечь на нас один из наиболее страшных обратных ударов вследствие столкновения таинственных священных сил с силами чисто космическими, приведенными в действие нами. Возобновите ваши пассы, дорогой коллега, и дайте мне еще немножко отдохнуть; будите меня только в случае какого-нибудь феномена в самой вазе.

В два часа ночи Фадлан, освеженный и подкрепившийся сном, снова занял свое место.

Теперь вся лаборатория была освещена, словно в ясный солнечный день.

Урна нестерпимо блистала и наполняла сияющими лучами своими всю лабораторию. Она сделалась прозрачной, и пепел, заключенный в ней, казалось, ожил: частички его крутились, поднимались и снова опускались, словно в каком-то вихре, усиливавшемся с минуты на минуту.

Феномен продолжался и развивался с поразительной быстротой. Менее, чем через час, урна оказалась сплошь наполненной светящейся массой, которая совершенно поглотила пепел. В середине этой массы образовалось какое-то уплотнение и появился яркий шар величиной с небольшой мячик. Шар этот, быстро увеличиваясь в размерах, в несколько минут достиг величины головы ребенка. Затем он покрылся постепенно серыми пятнами и блестящими морщинами.

— Посмотрите, профессор: совершеннейшее возрождение и образование зародыша, — заметил Фадлан.

Через полчаса свет постепенно померк, но блестящий шар, испещренный черными точками и блестящими линиями, оказался уже висящим над урной. Затем человеческая фигура, еще не совсем ясная и сформированная, показалась в глубине этой тяготеющей в воздухе сферы.

Призрак рос с минуты на минуту. И в три с половиной часа утра Фадлан и Моравский имели пред собой светящуюся фигуру около семи футов высоты.

— Это астральное тело. Вы видите, профессор, оно восстановлено с мельчайшими подробностями, — сказал Фадлан. — Но мы еще не видим лица. Нужно выждать, чтобы оно уплотнилось.

В без четверти четыре утра предсказание Фадлана исполнилось. В сияющем круге перед учеными стояла точная копия прекрасной девушки с опущенными руками, склоненной головой и с закрытыми глазами. Роскошные золотистые волосы были наполовину покрыты покрывалом, свернутым наподобие египетского головного убора; покрывало ниспадало дальше, несколько раз обертываясь вокруг тела девушки, как бы образуя светящуюся одежду.

— Но ведь это человек!.. Девушка… Настоящая девушка! — вскричал изумленный Моравский.

— Только призрачное тело, — возразил Фадлан. — Только безжизненное смешение флюидов, которое постепенно материализуется, из видного станет осязаемым и воспримет, благодаря моим усилиям, все функции земной жизни.

Он взял палочку из полированного металла, направил один из концов ее к видению и сказал громким и вибрирующим голосом:

— Призрак исчезнувшей Лемурии, восстановленный в астрале усилием моего нравственного могущества! Ты — пустое изображение существа, которого больше нет, отражение моего желания и воли на эфирном плане! Я заклинаю тебя повиноваться мне, как будто бы ты была живым существом или настоящей воскресшей из мертвых. Я еще не приказываю тебе говорить, но только двигаться по моим указаниям. Иди и остановись около дивана… Иди, не торопясь и избегая металлического острия, которое может тебя рассеять!

Призрак медленно двинулся по направлению к дивану и сел на него, продолжая оставаться с закрытыми глазами и вытянутыми руками.

— Так, — сказал Фадлан. — Теперь открой глаза!

Послышался точно заглушенный вздох.

— В чем дело? — спросил доктор.

Призрак поднял руки и снова опустил их на колени.

— Это не то, — сказал Фадлан. — Я тебе сказал: открыть глаза! Я повелеваю тебе сделать это в силу моей оккультной власти и моего знания!

На этот раз призрак послушно открыл глаза.

Моравский задрожал, когда призрак устремил на него свой страшный и холодный взор, безжизненный, как у мертвеца.