Гай Смит - Погребенные

Потом они бросились наземь, и высокий человек, взяв чашу, протянул ее чудовищу, скрывавшемуся в густой тени; потом принял ее обратно и, отвесив поклон, удалился. Снова блеснул залитый кровью нож, кромсая тело на жертвеннике. Все сбились в кучу, хватая липкие куски мяса и с наслаждением набивая рты.

На долю секунды разум престарелого зрителя прояснился. Ужас, как удар дубины, потряс его — и вместе с ним проблеск воспоминания. Священник узнал высокого человека с густой бородой и маленькими, глубоко посаженными глазами. Это был Илай Лилэн, самый страшный из обитателей Кумгильи… выше его находился лишь его Хозяин, почетный гость на отвратительном пиршестве каннибалов. Затем нахлынувшая тьма поглотила священника.

Преподобный Брэйтуэйт вздрогнул, открыл глаза и снова зажмурился: серый свет раннего утра был невыносим. В церкви было пусто и так холодно, что тело священника онемело и не слушалось.

Пусто! В голове мелькали бессвязные мысли, он никак не мог сосредоточиться, засмеялся, потом заплакал. Паства приходила и ушла. Даже Уодхэмы и Барнсы не остались, как обычно, после службы. Служба? Что это было, заутреня или Святое причастие? Судя по времени, скорее всего второе. А может быть, он вчера, после вечерни, лишился чувств и пролежал здесь всю ночь?

Через некоторое время викарий понял, что может двигаться. Ползком он добрался до первого ряда скамей. Каким-то чудом удалось подняться на ноги. Свет смягчился и больше не бил в глаза. Пульсирующая боль в голове ритмично отзывалась на тяжелые удары сердца.

Он обернулся и, не понимая, что делает, лишь повинуясь инстинкту, склонился перед алтарем. На изможденном лице появилась озабоченность. Он чувствовал, что произошло нечто ужасное, но не знал, что именно. Вид перевернутого распятия не дошел до его сознания.

Бесконечно долго он шел к дверям, наконец, задыхаясь, растворил их настежь. Всходило солнце, его первые лучи кроваво-красным отсветом легли на холмы. Самая высокая вершина, Кумгилья, стояла во всем своем мрачном великолепии; ее склоны казались огромной пастью, искаженной во гневе, и гнев этот был направлен против одного несчастного, умалишенного смертного, как будто тот был в чем-то виноват; сгущавшиеся в утренней тиши облака грозили отмщением.

Преподобный Брэйтуэйт сумел добраться до покойницкой, прежде чем ослабевшее сердце остановилось навсегда.

— Проклятый мальчишка Рис! — Малькольм Беллмэн показал на крутой склон, где у входа в пещеру виднелась маленькая коренастая фигурка. — Что он тут делает, черт побери?

— Неисповедимы пути нищих духом, — в ответе Рэнкина слышалось сочувствие.

— Может, да, а может, и нет, — проворчал Беллмэн. — После похорон мальчишка переменился. Он уже не такой придурошный и больше не играет в ковбоев и индейцев. Он замкнулся в себе, как будто задумал кому-то отомстить.

— После чьих похорон?

— Да того старика, Джо Льюиса.

— Что же может связывать Ральфа Риса и Джо Льюиса?

— Не знаю, — исследователь пещер удивился, что его спутника так заинтересовал деревенский дурачок. — Ходят какие-то слухи, но в таком месте, как Кумгилья, чужаку много не расскажут. Говорят, будто сын Льюиса на самом деле не состоит в браке с женщиной, которая считается его женой, а маленький Ральф был зачат и рожден в грехе.

— Значит, он незаконнорожденный внук Джо Льюиса! — выдохнул Саймон. — О, если б я знал раньше! А теперь может быть слишком поздно.

— Не пойму, нам-то что до того, — буркнул Беллмэн.

"Он — связующее звено между шахтерами прошлого и нынешними обитателями деревни. Он из рода Джетро и, как живительный сок, питает семейное древо зла и мести".

— Он часто ходит в горы, — продолжал Беллмэн. — Когда только приехали, мы с женой любили гулять здесь по воскресеньям. Пару раз мы заметили мальчишку Риса. Он прятался и подглядывал за нами, думая, что мы его не видим. Но Джун его терпеть не могла и в конце концов перестала приходить сюда.

— Последний кусочек головоломки встал на место, — вздохнул Саймон. — Дух зла продолжает жить в мальчике, а в Джетро и других он уже разлагается. Знай я раньше, я бы подверг Ральфа Риса экзорцизму, и наше дело стало бы легче и безопасней. Теперь он ушел, чтобы присоединиться к своей родне, а нам грозит смертельная опасность!

Он остановился, склонив голову, а когда заговорил снова, голос звучал хрипло: "Малькольм, Андреа… Я не могу просить вас продолжить путь со мной. Покажите мне дорогу и отпустите, дальше я пойду один"…

— Вот уж этого не будет, черт возьми, — Беллмэн принял решительный вид, хотя у него сосало под ложечкой. — Я от вас ни на шаг не отступлю.

— Я тоже, — сказала Андреа. — Таково было мое условие, и ты обещал его выполнить.

— Ну, хорошо, — в голосе Рэнкина звучали одновременно облегчение и тревога. Глядя в глаза Беллмэну, он спросил: — Малькольм, скажите честно, вы верите в Бога?

— Хм… верю, конечно. Правда, я уже несколько лет не был в церкви, но всегда считал, что надо быть добрым христианином.

— Думаю, этого вполне достаточно, — улыбнулся Саймон Рэнкин. — Там, в пещерах, нас спасет только наша вера и непрестанные молитвы.

Они посмотрели вверх, где зиял вход в чрево горы. Ральф Рис исчез — видимо, вошел в пещеру.

— Здесь надо быть начеку, — Малькольм Беллмэн показал на узкий выступ вдоль утеса, — каждый шаг должен быть точным. Но не бойтесь и ни в коем случае не смотрите вниз.

Он пошел первым, за ним Андреа, Саймон замыкал цепочку. Каждая жилка напряглась в теле Андреа, тонкий голосок нашептывал: "Поскользнешься — и все. Ты только взгляни, что там, внизу". Но она не поддалась искушению, и в конце концов все благополучно добрались до небольшой площадки у входа в пещеру. Андреа оглянулась на пропасть и почувствовала головокружение. Хорошо бы на обратном пути воспользоваться "шахтерским трамвайчиком". Повторить переход над бездной у нее не достанет мужества.

Малькольм достал из кармана квадратный лист бумаги и расстелил на камне. Это была вычерченная от руки карта подземелий горы Кумгильи. Непосвященному было бы трудно разобраться в переплетениях тонких линий.

— Я позаимствовал этот план в обществе любителей-спелеологов, — объяснил Беллмэн. — Он сделан в середине пятидесятых, за это время некоторые проходы могли превратиться в пещеры или уйти под воду.

Андреа попыталась заглянуть в пещеру, и ей стало не по себе. На нее дохнуло сыростью и холодом, в кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть. Ветер стих, все кругом замерло, будто в ожидании.

— Мы находимся вот тут, — Беллмэн ткнул пальцем в карту. — Из пещеры спустимся по туннелю к озеру и обойдем его. На самом деле, здесь два пути: на подходе к озеру туннели перекрещиваются; кривой ведет прямо в воду. Туда нам никак нельзя! Когда обойдем озеро, перед нами откроется несколько проходов. Я думаю, надо выбрать вот этот, прямой. Он ведет к концу трамвайного маршрута; там сильный уклон, но думаю, справимся. Здесь показан очень крутой проход к глубокому спуску. Но, говорят, нижние уровни затоплены, так что дальше лучше не соваться.