Наталья Тимошенко - Мертвая неделя [СИ litres]

– Вовсе он не мой, – оскорбленно заявила она.

– Ну, если не твой, не обессудь, – хохотнула Лика, ложась на живот и пряча лицо в руках.

Полине как-то резко расхотелось париться в бане, но уйти сейчас казалось все равно что сбежать с поля боя – мелочно и трусливо. А она не трусиха! Вот только чужой взгляд сменился: из вожделенного стал злым, ненавидящим. От него неприятно кололо в затылке и по спине пробегал холодок, заставляющий ежиться в раскаленном помещении. Полина обхватила себя руками и снова испуганно огляделась. В маленьком окошке, запотевшем от уже остывающего пара, мелькнула тень. Полина резко поднялась и припала к окну, стараясь рассмотреть, кто там, снаружи. Мирра? Но зачем ей подглядывать за ними? Да и едва ли ее взгляд мог быть таким ненавидящим. Может быть, Лика ей и не по душе, но к Полине она вроде бы не испытывала никаких отрицательных чувств.

Вторая ночь Мертвой недели

Мирра

В душ хотелось со страшной силой. Включить воду погорячее, сделать напор посильнее и долго стоять под упругими струями воды, несколько раз мылить тело гелем, докрасна растирать мочалкой, чтобы кожа под ней горела. Но, к сожалению, душа здесь не было. И даже в баню Мирра не пошла. Не хотела, чтобы кто-то видел ее без одежды, тут рыжая язва права, но вовсе не потому, что она кого-то стеснялась. Просто у девчонок наверняка возникнут вопросы, если они увидят ее обнаженной, а желания отвечать Мирра в себе не чувствовала. Она давно привыкла не ходить в бассейн, не ездить на пляж, даже в самую дикую жару, когда плавится асфальт, а раскаленные каменные дома пышут жаром и ночью, и днем, носить брюки или хотя бы юбки в пол. Ее кожа уже много лет не видела загара, но Мирру это напрягало только вот в такие моменты, когда нежелание раздеваться вызывало уж слишком много вопросов.

Пока Лика и Полина плескались в бане, она сделала себе чашку какао и вышла на крыльцо. Какао получилось невероятно вкусным. Среди прочих продуктов, оставленных бабой Глашей, Мирра обнаружила и невзрачную коричневую пачку с изображением мальчишки в матросской форме. Такого какао она не пила, наверное, с самого детства. Все вокруг заполонили приторно-сладкие напитки, реклама их лилась из всех щелей, и Мирра уже забыла, каким вкусным может быть обычный коричневый порошок. Залила его обжигающе-горячим молоком, не водой, добавила чуть сахара – и этот божественный нектар смог примирить ее с необходимостью обойтись пока без душа. В конце концов, она может сходить в баню после того, как девчонки лягут спать. Даже если они используют всю воду, нагреет еще. Ей бы просто смыть с себя грязь, париться она не станет. Конечно, это будет уже глубокая ночь, а ночью выходить на улицу не велели, но баня находится всего в двух метрах от дома, добежит как-нибудь, не будут же навьи сторожить ее за дверью. А если и будут, то Степан говорил, что они опасны лишь в первую ночь Мертвой недели, когда голодны. А сейчас они, по идее, уже немного насытились, вон как местные тщательно выставляют им еду. На крайний случай можно взять с собой что-нибудь съестное и бросить в сторону. Пока навья отвлечется, Мирра уже успеет шмыгнуть в дом. Она отдавала себе отчет, что навья – не собака, за куском колбасы не побежит, но почему-то относиться к ним всерьез, даже после того, что лично видела прошлой ночью, Мирра не могла. Мертвые, встающий из могил раз в год, – бред какой-то. В такое не поверишь сходу. Мало ли что она видела прошлой ночью? Степан опоил снотворным зельем Полину и Матвея, мог и галлюциногенов в еду добавить.

Бетонный порог, нагретый жарким июньским солнцем, даже после его захода оставался теплым, а потому Мирра безбоязненно устроилась на нем. Из бани доносились обрывки разговора, но слов разобрать она не могла, поэтому и не прислушивалась. Вместо этого поглядывала на дорогу, ярко освещенную луной.

Когда они шли от бабы Глаши, Мирра успела рассмотреть крохотную часть деревни. Домики были маленькими, но аккуратными. Выкрашены в яркие цвета, многие с резными ставнями. Окружены низким забором, увитым где плющом, где хрупкими бело-фиолетовыми цветами, которых Мирра никогда не встречала в городе и названия не знала. Дворы тщательно прибраны, даже трава покошена. Будто каждый житель ежедневно готовится к смотру-конкурсу на лучшее хозяйство. Сейчас же солнце давно закатилось за горизонт, потускнели яркие краски, спрятались в тень, и видны были лишь очертания домов и заборов.

Вспомнились слова Степана о том, что домовой не терпит беспорядка. Может, это он в каждом доме так тщательно следит за всем? Или хозяева, боясь его гнева? Мирра усмехнулась мыслям и отхлебнула горячее сладкое какао. В такой глуши только и дел что выдумывать небылицы и верить в них.

Ее одиночество продлилось недолго: скрипнула старая калитка, нехотя впуская во двор гостя. В сгустившейся темноте Мирра не сразу узнала Матвея, лишь когда он подошел совсем близко и свет из окна веранды осветил его. Он переоделся, а волосы были еще влажными. Очевидно, Степан тоже отвел гостя в баню, но, в отличие от девушек, тот задерживаться не стал.

– Ты одна? – удивился Матвей, останавливаясь в метре от нее. – А где Лика и Полина?

Мирра кивнула в сторону бани, откуда как раз донесся заливистый смех рыжей язвы.

– Полощутся.

– А ты почему здесь?

– Не люблю душные влажные помещения, – соврала Мирра, но Матвей поверил, кивнул понимающе.

– Я тоже, – признался он в ответ. – Поэтому быстро сбежал, хотя Степа предлагал избить меня веником. Последний раз веником меня били, когда мне было десять, поэтому я не мог этого допустить.

Мирра рассмеялась, чуть подвинулась в сторону, освобождая место рядом с собой. После двух дней знакомства она могла признаться себе, что Матвей ей нравится. Не в романтическом плане, заводить романы в этой непонятной поездке казалось весьма глупым. Нравится как человек, как собеседник. Она сказала бы «как друг», если бы только у нее были друзья.

Второго приглашения Матвею не понадобилось. Он опустился на бетонный порог, с удовольствием вытянул ноги и чуть запрокинул голову, не то разглядывая уже усыпанное мириадами звезд небо, не то давая отдых глазам, Мирра не видела его лица.

– И за что же тебя били веником в десять? – поинтересовалась она, когда молчание затянулось.

Матвей сел прямее, посмотрел в сторону калитки, откуда доносился неясный шум.

– Я тогда с друзьями поехал на речку, а бабушке не сказал. Друзья были старше, поэтому им разрешали гулять долго. Вернулся в десять вечера. Бабушка уже все окрестности обошла, соседей опросила, хотела в милицию звонить. Вот она тогда и отстегала меня первым, что попалось под руку, – веником. Не банным, конечно, обычным. Больно было!.. – Матвей с лукавой улыбкой повернулся к ней. – Ты себе не представляешь как.