Владимир Алеников - Очень тихий городок

Но Арама, вернувшегося в зал, переживания парня трогали очень мало. Его занимало совсем другое.

Он подошёл к Тамаре, сел рядом.

– Ну как ты? Прибалдела, старуха? – любезно поинтересовался он. – Я гляжу, ты от него просто по-чёрному ведёшься, да?

Тамара не отвечала, вперилась завороженным взглядом в экран.

Арам убрал разделявший их подлокотник, обнял её за плечи правой рукой, осторожно притянул поближе. Тамара покорно поддалась, наклонилась, голова её легла к нему на колени.

Лицо Арама неожиданно исказилось от охватившего его страха.

Тело Тамары продолжало наклоняться.

Оно медленно сползало на пол.

При этом её голова отделилась, осталась лежать у него на коленях. Он почувствовал, как намокли, набрякли джинсы от тёплой, хлещущей из среза крови.

– А-а-а-а-а! – отчаянно заорал Арам.

Он вскочил, дёрнулся, голова с отвратительным стуком упала на пол, покатилась под рядами, оставляя кровавые следы.

На экране тем временем захлёбывался от крика Плохой парень, пила разрезала его пополам.

Арам продолжал истошно голосить, не отдавая себе отчёта в том, что он делает.

Когда тело Тамары окончательно сползло на пол, он в ужасе обнаружил, что её левая рука тоже валяется совершенно отдельно от него.

Мужик с семечками, сидевший в третьем ряду, раздражённо обернулся.

– Заткнись, ты, мудак! – крикнул он. – Дай кино посмотреть!

Арам внезапно перестал орать, задыхаясь, повернулся к мужику и в это время заметил, что какая-то тёмная фигура выскальзывает из зала, ныряет за портьеру, закрывавшую боковой выход.

– Стой! – завопил Арам. – Стой, сука! Я тебя достану!

И он что было сил бросился вслед за убегавшим.

Арам выбежал в фойе, остановился, тяжело дыша.

Огляделся вокруг.

Никого нигде не увидел, даже стойка буфета пустовала. Это было странно. Арам знал, что после убийства Дикого всех девушек уволили, теперь здесь работали только мужчины. Однако сейчас и мужчин не было видно.

Ему что-то почудилось, он судорожно оглянулся.

По-прежнему никого.

Арам попятился назад. Спиной наткнулся на что-то. Отпрыгнул в сторону, но ничего разглядеть не успел, потому что получил сильный удар по голове.

Ноги у него подогнулись, сознание замутилось, он упал на колени. Но всё же успел при этом заметить тёмную фигуру в чёрной лыжной маске.

Фигура размахнулась и снова ударила его чем-то железным. Кровь брызнула во все стороны, и Арам Асланян окончательно отключился от реальности. Больше его уже ничего не волновало.

Человек в маске, однако же, продолжал бить его своей железной палкой куда попало – по лицу, по рукам, по желудку. Неожиданно открылась служебная дверь, в фойе появились двое служащих. Нападающий замер.

Секунду-другую все трое молча смотрели друг на друга, потом человек в маске бросился бежать. Он вылетел наружу через стеклянные двери центрального входа, пронёсся вниз по ступенькам широкой лестницы и растворился в темноте.

Один из служащих подбежал к плававшему в крови Араму, другой схватился за телефон.

– Полиция? – заорал он. – Скорее! Срочно!

Основательно построенный, хорошо обставленный дом Эдуарда Николаевича Погребного находился в прекрасном месте, на вершине холма. Оттуда открывался великолепный вид на Красавицу и на большую часть города. Рядом с домом живописно росла высокая раскидистая сосна.

В этот вечер Эдуард Николаевич сидел около телевизора, рассеянно внимал мировым новостям. Куда больше, чем обстановка на Дальнем Востоке, его интересовало то, что происходило сейчас в Приозёрске. Он повернул голову к окну.

Что скрывал этот переливающийся огнями город?

Какое новое преступление готовилось в нём?

Где затаилось это выплёскивающееся наружу зло?

Неожиданно Эдуард Николаевич почувствовал сильное беспокойство. В низу живота появилось неприятное томление, ноги похолодели.

Кто-то смотрит в комнату с той стороны тёмного окна.

Погребной резко встал с кресла, подошёл к окну. Ему показалось, что какая-то фигура быстро исчезла во тьме, но он не был уверен, случилось ли это на самом деле или же ему просто померещилось.

Эдуард Николаевич подумал секунду, затем решительно распахнул окно. Высунулся наружу. Тщательно вгляделся, вслушался в темноту.

Однако же никого не увидел и никаких необычных звуков, кроме шума деревьев, стрёкота кузнечиков и каких-то заурядных ночных шорохов, не услышал. Тишина была мирной.

И всё-таки что-то по-прежнему тревожило директора.

Позади него, изнутри дома, донёсся дверной звонок.

Эдуард Николаевич закрыл окно и поспешил навстречу неизвестному гостю.

Как только он исчез в глубине комнаты, кто-то вышел из-за ближайшего дерева, приблизился к окну, осторожно заглянул внутрь.

– Кто там? – спросил Погребной, подойдя к входной двери.

– Это я, Эдуард Николаич, откройте дверь! – последовал тихий ответ.

Погребной, уже не медля, один за другим открыл все три замка. Быстро вошёл Павло Горошевич.

Директор посмотрел вокруг, убедился, что никого нет, и захлопнул за ним дверь.

Горошевич шагнул в комнату. Он тяжело дышал, лицо было бледное, мокрое от пота.

– Садись! – коротко бросил Эдуард Николаевич.

Павло сел.

Погребной достал из буфета бутылку пятизвёздочного коньяка, плеснул немного в бокал, протянул гостю:

– Выпей, полезно.

Тот залпом вылил в себя всё содержимое.

Директор невольно поморщился.

Вот быдло!

– Ты машину где поставил? – спросил он.

– Как вы сказали, внизу.

– Хорошо, – кивнул Погребной. – Ну, говори!

Павло перевёл дыхание. После коньяка ему сразу стало легче, в груди разлилось замечательное тепло.

– Короче, всё сделал, как вы просили, – сказал он. – Ну и рожа у него была! Вы бы только видели!

– Где это случилось? – уточнил Погребной.

Глаза его довольно заблестели.

Ну наконец-то! Это только начало!

– Я его прямо там, в кинотеатре, выпас, – начал излагать подробности Павло. – Он там с Тамаркой Станкевич тусовался. Ну, я подождал, пока он в туалет пойдёт, ну и…

– Отлично! Молодец! – похвалил директор. – Кто-нибудь тебя видел?

– Да ну что вы, – осклабился Павло, – у меня же вот это было надето. – Он вытащил из кармана, с гордостью продемонстрировал чёрную лыжную маску. – Так что не волнуйтесь, никто ничего не узнает!

– Молодец! – повторил Эдуард Николаевич.

Плеснул в бокал Горошевича ещё коньяку, подвинул к нему конфеты. Подумав, налил себе тоже.

С учениками пить, конечно, не следует, но это всё-таки особый случай.

Начало! Это – начало!

– Давай выпьем за будущее, сынок! За правильное будущее! Просто, чтоб оно стало таковым, мы должны немножко подкорректировать настоящее, вот и всё. Будь здоров!