Джонатан Мэйберри - Плоть и кости

«Умный воин»

Том не был любителем цитат военных деятелей, но все же у него выло два любимых высказывания.

«Si vis pacem, para bellum» — цитата из трактата «Краткое изложение военного дела», написанного в IV веке военным историком Публием Флавием Вегецием Ренатом. Это изречение переводится как: «Хочешь мира — готовься к войне».

Том сказал, что лучший способ избежать нападения — стать гораздо сильнее своего противника. Или что-то в этом роде. Я никогда не слышала о том, чтобы самурая или вооруженного солдата пытались ограбить.

Другая фраза принадлежала самураю: «Мы тренируемся тысячу часов, готовясь к единственному моменту, молясь, чтобы он никогда не настал».

И я это отлично понимаю.

Чонг долгое время качался на волнах необъятного океана боли.

Часы, дни, недели… возможно, годы.

Время больше не имело смысла.

А затем он услышал голос:

— Ты живой, парнишка?

— Не называй меня… парнишкой, — хрипло пробормотал Чонг.

— Я хочу, чтобы ты проснулся, — сказала Бунтарка. — Нам надо поговорить.

Чонг медленно открыл глаза. Он лежал на здоровом боку, и ему пришлось приподняться и взглянуть через плечо на Бунтарку, сидевшую на корточках рядом с ним. Она разглядывала рану в том месте, где стрела вышла из тела. Когда Чонг бросил взгляд на то место, где стрела вонзилась в его бок, то увидел лишь черно-красное месиво ожога.

Он знал, что рана будет болеть, и боль действительно беспокоила его. Кожа вокруг ожога опухла и покраснела. Чонг ощущал жар, словно пламя раскаленного клинка разошлось по всему телу. Пот лил с него ручьем.

— Я паршиво себя чувствую, — сказал он.

Бунтарка несколько раз глубоко вздохнула.

— Ну, вот в этом все и дело, — начала она. — Возможно, у нас проблема.

— Правда? Проблема? — Он вскинул бровь. — Что-то серьезнее, чем стрелы, ожоги, армия убийц и конец света?

Но она не улыбнулась.

— Бунтарка?..

Вместо ответа она взяла наконечник, который сумела открутить от стержня стрелы. Понюхала его и еще больше помрачнела. А затем взяла колчан и принялась изучать наконечники, пропитанные чем-то черным.

— О черт… — прошептала она.

— В чем дело? — спросил Чонг. — Что-то не так? Это яд?

Бунтарка обошла его и опустилась на корточки так, чтобы он мог видеть ее лицо. В ее глазах застыл страх, она напряженно поджала губы.

— Это яд? — повторил Чонг.

— Нет, — едва слышно откликнулась она. — Не думаю, что нам настолько повезло.

— А что тогда? Рана выглядит не так уж плохо.

— Ты не видишь ее с другой стороны. Кожа вокруг раны выглядит очень странно. Она почернела, и от нее начинают расползаться темные изогнутые линии.

— Боже, — воскликнул Чонг, ощутив подступающую панику. — Это заражение крови! Ты хочешь сказать, что у меня заражение крови?

Немного помолчав, Бунтарка ответила:

— Думаю, это кое-что другое. Эти линии черные, а не красные.

— Но…

— У тебя жар… но кожа ледяная на ощупь.

— Значит, у меня шок. У тебя есть что-то вроде одеяла или…

— Нет, — ответила она. — Это не шок. Думаю, мы заработали кое-что другое. И, возможно, не сумеем с этим справиться.

— Что это значит?

— Эта черная липкая мазь, которой смазаны наконечники стрел? — Бунтарка поднесла стрелу к его носу. — Скажи, чем пахнет?

Чонг пристально посмотрел ей в глаза. В ее взгляде застыла обреченность, и потому он помедлил, прежде чем взять стрелу. Но не торопился обнюхивать ее.

— Ты ведь уже знаешь, в чем дело, — тихо сказал он. — Не так ли?

Бунтарка кивнула.

Чонг на мгновение закрыл глаза. Но вместо блаженной темноты вокруг тут же заплясали ярко-красные молнии, освещавшие мрак, опустившийся на его душу.

А затем он открыл глаза и осторожно понюхал стрелу. И почувствовал то же, что и Бунтарка.

— Нет! — воскликнул он, словно повторив ее слова. Но от такого нельзя было просто отмахнуться.

Бунтарка промолчала.

— Зачем… зачем кому-то делать такое? — в отчаянии спросил Чонг.

— А ты как думаешь?

Ответ был очевиден, но Чонгу потребовалась вся выдержка, чтобы произнести эти слова.

— Значит… если кого-то даже несерьезно ранят такой стрелой… этот человек… он…

У него не осталось слов.

Бунтарка вздохнула и уселась на пол, убрав колчан подальше от Евы.

Но запах преследовал Чонга. Теперь он точно знал, что это и почему он напоминал маскировочный кадаверин.

Лучник окунал свои стрелы в зараженную плоть живых мертвецов.

И теперь эта инфекция начинала медленно сжигать тело Чонга.

— Достопочтенный! — завопила сестра Эми, выбегая из леса.

Святой Джон и брат Питер обернулись и остановились, чтобы подождать ее. Эми задыхалась от быстрого бега и, упав на колени, принялась неистово целовать красные повязки, привязанные к их ногам.

Немного отдышавшись, сестра Эми рассказала, как выследила рейнджера Джо и видела, как он спас светловолосую девушку, зашил ее раны, а потом разговаривал с ней. А самые интересные подробности она приберегла напоследок.

Святой Джон выслушал ее, а когда Эми умолкла, в его глазах вспыхнул огонек.

— Девять городов, — пробормотал он. — В Центральной Калифорнии?

— И нет охраны, — задумчиво вымолвил брат Питер. — Оставаясь в горах, они, видно, решили, что больше нечего бояться, кроме бродячих серых людей.

— Судя по словам этой девчонки, — добавила сестра Эми, — они верят, что за их забором простирается голая и бесплодная пустыня.

— Как глупо! — воскликнул святой Джон. — И как высокомерно.

Он обернулся и посмотрел на северо-запад, словно способен был видеть сквозь расстояние.

— Девять городов, — ласково произнес он.

— Лучше здесь не задерживаться, — сказал Бенни. — Давай оглядимся и сделаем ноги, пока эти жнецы не вернулись. Нам еще надо найти Лайлу и Чонга. Они же ничего не знают об этом безумии.

Никс что-то неопределенно проворчала и снова принялась обыскивать ящички и шкафчики в кабине.

Через несколько мгновений Никс распахнула один из шкафчиков и тут же отпрыгнула, когда оттуда посыпался ворох бумаг, карт и журналов. Из этого хаоса с пронзительным писком выпрыгнула мышь и скрылась в крошечной щели на панели управления. Присев на корточки, Бенни начал рыться в бумагах. А Никс принялась разворачивать карты.

Бенни заметил планшет, свисавший с крючка внутри шкафчика, к которому была прикреплена стопка бумаг. Он осторожно достал его и принялся просматривать страницы, надеясь отыскать разгадки тайн, окружавших их в последнее время.

Но от того, что он обнаружил, у него пересохло во рту и сердце застучало, словно копыта испуганной лошади, уносившейся вдаль.

— Никс! — прошипел он. — Боже… ты только взгляни на это.