Валерия Спасская - Время светлячков

Ещё она надеялась, что с возрастом любимый начнёт больше ценить домашний уют.

Все эти отчаянные попытки спасти отношения заканчивались всегда примерно одинаково: Яр возвращался либо уставший, либо слишком счастливый и вдохновлённый духовными практиками в окружении танцующих нимф, и взирал на потуги Маши недоумённо или равнодушно.

Машино сердце неделя за неделей, месяц за месяцем наполнялось холодным отчаянием, она плакала по ночам, но по-прежнему не закатывала истерик, не устраивала скандалов, а продолжала терпеть, винить себя и надеяться, что всё наладится.

Маша мечтала о любящей крепкой семье, она очень хотела ребёнка. Учитывая аскетичность Яра и то, как мало ночей они проводили вместе, это было почти невозможно, а кроме того, муж явно не разделял её мечты. Со временем, однако, Маше начало казаться, что ребёнок станет единственным её утешением в этой печальной жизни, а возможно даже, сможет скрепить их разваливающиеся отношения.

Какое-то время спустя девушка заподозрила, что у Яра есть любовница. Он пропадал на выездных семинарах всё свободное время, возвращался посвежевшим и довольным, она находила на его одежде светлые волосы, а иногда он ни с того ни с сего, даже ночью после секса с ней, выходил из комнаты с телефоном, заслышав звук смски, и подолгу переписывался с кем-то в туалете или на балконе.

Маша не хотела даже об этом знать. Она нарочно не проверяла телефон и не лезла к нему с расспросами, но совершенно ушла в себя. Она точно знала, что если увидит прямое доказательство измены, то просто не выдержит этого и убьёт себя.

Девушка не представляла себе жизни без любимого. Подруги уговаривали её развеяться, съездить куда-нибудь, побольше гулять, закатить вечеринку, завести кошку или собаку, но чем больше накапливалось боли в маленьком Машином сердце, тем меньше она могла думать о чём-то другом, кроме Яра.

Лара с волнением откинула бархатистую ткань, и, склонив голову, несколько мгновений задумчиво рассматривала картину. Пока что в ней было слишком много красного, а всё остальное как в тумане: нечёткие наброски карандашом, размытые образы, неявные черты. Ничего вроде бы страшного. Она и сама не могла понять, чем же собственное творение могло так её напугать.

Однако продолжать было непривычно трудно. Нелегко давались даже самые обычные шаги: достать кисти, краски, палитру, настроиться и начать. Простая подготовка к процессу, прежде всегда неизменно доставлявшая море удовольствия, сейчас почему-то отнимала много сил.

Гораздо больше хотелось забить кальян, позвать Яра и сидеть с ним в тишине наступающего вечера, позабыв обо всём, что существует за пределами только им двоим принадлежащего измерения…

Но она не могла просто так написать ему, а слететь с катушек, дышать дымом, мечтать и плакать одной ей совсем не хотелось. К тому же, теперь всё было иначе: Лара почему-то не сомневалась в том, что они с Яром будут вместе, но для этого она должна была стать сильной и ни в коем случае не позволять негативным настроениям брать над собой верх.

В её воображении вдруг всплыло лицо Тамары — недавней знакомой из автобуса. Её чёрные глаза, необыкновенно ясные на испещрённом морщинами лице в обрамлении тёмных с сединой волос, горели ярким непримиримым блеском, в них читалась огромная сила и вызов.

Ларе вдруг показалось, что именно её магнетический голос она слышала и раньше, до встречи с этой удивительной женщиной.

«Не будь слабой, девочка! — говорила теперь она. — Бери кисти и дерзай! Нарисуй свою судьбу, предскажи то, что должно случиться, уничтожь сомнения и подчини демонов, ждущих твоего зова!»

С громким верещанием мимо пронёсся кот. Лара вздрогнула, очнулась и метнулась за красками. Дрожащими руками, прерывисто дыша, она собирала всё, что нужно для творчества, но перед глазами её стояли совсем другие предметы: круглые стеклянные колбы, наполненные странными субстанциями, которые она читала когда-то как открытую книгу, зная все элементы, содержащиеся в них… Ртуть, соль и сера, правильная температура огня и бесконечный выматывающий поиск самого важного — загадочного духа всего живого и сотворённого, мыслящего, разумного… Того, что заставляет материю двигаться, чувствовать, думать и говорить…. Жизнь, существующую во всём проявленном, даже в минералах и камнях.

Она вдруг представилась самой себе странной безумной девушкой с растрёпанными давно не чёсанными волосами, одетой в какое-то длинное засаленное рубище непонятного цвета, с босыми грязными ногами… девушка ходила по комнате, произнося странные слова, как заклинания, впиваясь руками в спутанные волосы до боли, до умопомрачения… на обшарпанной стене висел осколок зеркала — мутного, потемневшего, зеленоватого… Странное существо, которым была в этом видении Лара, остановилось перед осколком и несколько мгновений удивлённо созерцало себя. Огромные карие с золотистыми вкраплениями глаза, тёмные торчащие во все стороны волосы, впалые щёки землистого цвета… С первого взгляда непонятно было даже, какого пола создание, но Лара знала, что это девушка. Она явно долгое время нормально не ела, и у неё был совсем нездоровый вид.

Ноздри создания раздувались, как у загнанного коня.

В чертах её, трудноразличимых в том состоянии, в котором она находилась, однако, было что-то восточное. Раскосые глаза, смуглая кожа. Руки с грязными ногтями уже добрались до лица и бессмысленно царапали щёки, оставляя красные полосы.

Взор её блестящих болезненным блеском глаз, хоть и был устремлён в зеркало на себя, на самом деле блуждал где-то совсем в другом месте. Она смотрела в клубящуюся разноцветную бездну, где что-то булькало и взрывалось, испарялось, рассыпалось на крошечные невидимые элементы и снова соединялось в другую субстанцию. Её взгляд, благодаря бездне знаний, вдруг развернувшейся в голове Лары, от чего в висках запульсировала боль, проникал в самую суть материи подобно магическому микроскопу, улавливающему самое главное, невидимое обычному человеческому глазу.

Растрёпанное существо женского пола, отражающееся в зеркале, продолжало шептать потрескавшимися полными губами незнакомые слова, но их смысл внезапно начал проникать в сознании Лары болезненными молниеносными вспышками озарения. Это было похоже на уколы тысячи крошечных игл, вонзающихся в занемевшую конечность, когда высвобождаешь её из неудобного положения.

Сперва ничего не чувствуешь, ведь часть твоего тела забыла, что она жива, но вот ты встряхиваешь её; кровь и нервные токи постепенно возобновляют своё движение, по занемевшей плоти бегут мурашки, а затем импульсы от мозга доходят до неё через боль и отторжение, и ты начинаешь пробовать управлять процессом, шевелить пальцами и постепенно восстанавливаешь двигательную активность.