Валерия Спасская - Время светлячков

Он глубоко прерывисто вздохнул, нежно улыбнулся и своей теплой ладонью вытер холодные слёзы с её щеки.

— Не плачь, — прошептал он чуть слышно.

Казалось, в этой напряжённой тишине длительного процесса Делания они оба разучились говорить и превратились в лишённых голоса слуг кипящей материи… Но его внимание придало ей сил.

Камила вдруг схватила его тёплую руку, сжала её в своих костлявых холодеющих ладонях и смотрела в его спокойные чёрные глаза жадно, впитывая блеск пылающей в них жизни.

— Достань его, — попросила она, и потрескавшиеся сухие губы её задрожали. Тонкая кожа треснула, и с нижней губы медленно побежала капля густой алой крови.

— Достань его, Лев, прошу тебя! Друг ты мне или враг, но я не смогу умереть спокойно, если дело не будет окончено! Я отдала свою жизнь за это, ты же видишь, чем я стала!

Он, казалось, не обращал внимания на её слова. Как заворожённый, мужчина следил за рубиновой каплей, которая замерла на подбородке девушки, как бы размышляя, упасть вниз на бесцветную ткань мешковатой одежды или продолжить скользить дальше по тоненькой шее.

Он вдруг склонил голову, и тёмные пряди его давно не стриженых волос нежно скользнули по смуглой коже её лица, сжал ответно её хрупкие руки и, аккуратно коснувшись губами подбородка, втянул красную каплю, а затем поцеловал её в губы так же осторожно, едва ощутимо, словно боясь поранить.

Она мелко задрожала, и новые слёзы потекли неудержимо по её щекам.

Лев взглянул на печь, аккуратно поправил фитиль, затем поднял на руки почти невесомое тело девушки и отнёс в кучу тряпок, которая служила ей постелью.

— Я найду тебе доктора, — сказал он, нежно гладя её по щеке, — теперь мы навеки связаны, ты знаешь. И обещаю тебе, мы закончим вместе.

* * *

Она билась дни и ночи в лихорадке, бессвязно крича на разных языках, возможно, выдавая секреты, которые черноволосый шпион — благодетель и палач — аккуратно вписывал в её собственную толстую тетрадь, испещрённую словами, картинками, формулами и символами, или ей это только казалось. Приходил доктор — молчаливый седой старик, который силой разжимал судорожно стиснутые зубы и вливал внутрь лекарство, которое приносило сон и покой.

Камила открывала глаза и видела то очаровательного светлокожего змея с короной на голове, то — темноволосого бородатого мужчину с пристальным взглядом угольно-чёрных глаз, а порой — оскаленную морду демона, насмешливо взирающего на неё из-под кустистых бровей, но потом её веки вновь смыкались, и она падала в очередную серию забытья.

Камиле казалось, что, несмотря на лечение и улучшение физического состояния, нечто не зависящее от тела, путешествующее из жизни в жизнь, падало всё глубже в беспросветную тьму, и девушка простирала в отчаянии руки, надеясь на поддержку, она обнимала Льва и прижималась к нему, жаждая утешения и слияния, единства, которое изображали алхимики в виде двуликого гермафродита, наполовину женщины, наполовину мужчины 10 10 «Гермафродит изображён одним телом с двумя головами. Он называется „ребис“ и символизирует серу и меркурий, приготовленные для Великого Делания» («Книга Алхимии. История, символы, практика». ) .

В своём странном бреду Камила поверила в то, что Лев послан ей судьбой не случайно, что именно ему суждено стать её дополнением, её второй половиной, и когда они вместе окончат Делание, то навсегда останутся слитыми воедино силой животворящей красной тинктуры, обещающей вечную жизнь и процветание.

И хотя каждый раз, проваливаясь в нездоровый сон, навеянный странными туманящими сознание снадобьями седовласого лекаря, девушка видела лишь тьму и как будто спускалась всё глубже и глубже на дно, она становилась все более одержима идеей вечной любви между ней и Львом.

Однажды Камиле приснилась зелёная поляна, залитая солнцем.

Поначалу этот свет ослепил её так, что глазам стало невыносимо больно. Кроме того, она задыхалась, потому что, столько дней падая вниз и погружаясь всё глубже и глубже в сырой сумрачный колодец одержимости, совсем отучилась дышать свежим воздухом и ощущала давление, будто была высоко в горах.

Когда глаза её немного привыкли к солнцу, а живительное тепло согрело тело, она с изумлением увидела, что стоит босиком на мягкой сочно-зелёной траве, одетая в белое платье из нежного шелка. Она больше не напоминала обтянутый кожей скелет, синеватый полутруп, источающий холод смерти, а превратилась в хрупкую, нежную, живую и здоровую девушку.

Протянув руку, Камила начала идти за солнцем, которое будто бы сияло не вверху, а прямо перед ней. Да и вообще, в этом мире вместо неба существовало лишь безграничное пространство, залитое светом, а источник его, казалось, был живым.

Камила шла к нему, протянув руки, и вдруг он обернулся, осветив её всю, его волнистые волосы развевались, и он смотрел на неё с нежной грустной улыбкой, недоумённо покачивая головой.

— Кристо! — закричала она и попыталась бежать к нему, но ей мешала какая-то тяжесть, вдруг заполнившая всё тело.

Девушка камнем упала на траву и безуспешно пыталась встать, хватаясь за землю, но земля осыпалась под её пальцами, а тонкие зелёные стебли рвались. Под ногами больше не было опоры, она скатывалась в яму, не в силах выбраться, но брат подбежал к ней и схватил за руку.

— Камила! — звал он, и его нежное мальчишеское лицо заливали слёзы. — Прошу, не покидай меня!

Она внезапно увидела другую картину — его окровавленное изувеченное тело с переломанными костями, бледное безжизненное лицо, обезображенное ссадинами, синяками и кровоподтёками. Он лежал на холодном полу темницы такой одинокий и несчастный, юный и невинный — её названный брат, оросивший алой кровью чёрные безучастные камни.

Столько времени жизни отдали они камням и металлам, веря в то, что эти вещества обладают душой, как живые, но чем теперь безмолвные холодные куски могли помочь несчастному Кристо, принёсшему им в жертву свою жизнь?

Солнечный свет вновь хлынул в глаза, и Камила зажмурилась от невыносимого сияния, причиняющего боль.

Тёплая нежная рука брата продолжала удерживать её от падения.

Даже мёртвый он был сильнее тьмы.

— Не верь никому, — прошептал Кристобаль, склонившись к ней.

Камила чувствовала его тёплое дыхание на своей щеке и уже не понимала, кто из них живее. Её рука была холодной, как лёд, и она падала вниз, а он, бесплотный, лёгкий и свободный, пытаясь удержать её, до сих пор ещё теплился здесь, на этом зелёном островке где-то посредине между мирами. Да, без сомнения, это именно он вытащил её из тьмы колодца, но уже не мог удерживать больше, потому что быстро таял, растворялся, как рассветный туман, не утрачивая, однако, своего блеска, а в ореоле света возносясь вверх, к настоящему источнику, на который Камила не могла даже и смотреть — для неё достаточно было его отражения — ослепительного сияния Кристо.