Валерия Спасская - Время светлячков

Совсем перестать курить.

Хотя…

«А ты, наверно, не пьёшь и не куришь?»

«Нет, почему, я могу иногда».

Дэнчик застенчиво опускает голову, как будто ждёт продолжения. Мне кажется, его интересуют не эти яды, а возможность быть ближе ко мне. Я каждой клеточкой ощущаю его влечение…

А Яр… мне больно думать о нём. Страшно вспоминать тот день, когда я в отчаянии звала его на помощь. Внушаю себе, что не пущу его больше, закрою все двери и не стану слушать, что он станет мне говорить.

Он бесстыдно вскружил мне голову и оставил одну, а ведь все эти ужасные состояния начались у меня с тех пор, как он появился в моей жизни!

Тёплые слёзы опять струятся по щекам, и я вспоминаю то счастливое время, когда ещё не знала его. Я много работала, гуляла, размышляла… Читала книги, ценила своё уединение. Иногда влюблялась — поверхностно, играла в это, радовалась, порой немного страдала — ровно столько, чтобы чувствовать себя живой.

Я умела наслаждаться своими перепадами настроения, вспышками безудержного желания, редкими встречами, волнами вожделения, прокатывающимися по коже, отчего она вся до кончиков пальцев на ногах покрывалась мурашками… Свободные отношения, такие, какие были у меня с Марком, дарили и наслаждение, и разрядку, и те необходимые мне впечатления, которые я трансформировала и обращала в творчество.

Эмоции были мне необходимы, как пища для огня таланта, рождавшего образы, которые я дарила миру.

Но теперь… то, что я чувствую к Яру, ввергает меня в бездну чёрного отчаяния, мутной безысходности, опустошения и страха. Я не знаю, что делать, и как от этого спастись. Мне хочется забыть всю эту историю, вычеркнуть Его из памяти, чтобы начать жить заново.

Я так рада, что в моей жизни появился Дэнчик, этот милый мальчик. Он приходит почти каждый день лечить меня, и я благодарю судьбу и Злату за то, что привели его ко мне.

* * *

Лара едва доползла до кухни, чтобы покормить кота. И вздрогнула от стука. У неё не было ни домофона, ни дверного звонка: она давно обрезала все провода, чтобы её не отвлекали от работы. Когда художница действительно ждала гостей, созвонившись с ними предварительно по телефону, то встречала их, спускаясь на первый этаж, и сама открывала входную дверь.

А стук был чем-то необычным и даже неуместным, будто ворвался к ней из другого мира…

* * *

Она ждала этот стук, и он раздался в тишине её пламенеющего мира ответом на множество лихорадочных, болезненных мыслей, раздвигающих границы восприятия. Не боясь безумия, ибо Камила не сомневалась уже, что скоро умрёт, а потому могла позволить себе любую блажь, она вспоминала странные вещи, которых помнить не могла…

Белые кольца чужого, но одновременно такого близкого тела, обжигающего огнём и обдающего леденящим холодом одновременно (кто знает, как такое возможно), обвивали её, и от прикосновения каждой отдельной чешуйки она начинала дрожать в забытьи, подчиняясь потоку странной беспрестанно движущейся стихии, которая была наполовину и её сутью. Она забывала моменты перевоплощения, это была бесконечная эйфория страсти и слияния, и они вдвоём в потоке самозабвенной страсти то принимали облик двух переплетённых змей, то прекрасными обнажёнными юношей и девушкой соединялись в едином порыве и уносились вдаль, теряя связь с реальностью обоих миров, принадлежащих им…

Юная черноволосая жрица забыла себя и, беспечно оставляя прежнюю беззаботную жизнь, позволила хищному змею увлечь себя в тот мир, из которого так и не нашла возврата…

— Мне страшно, — прошептала Камила, простирая руки к своему покровителю.

Она уже много дней не выходила из скрытой от чужих глаз лаборатории. Однако Лев появлялся неизменно через день в одно и то же время, чтобы сменить её, и его никто не преследовал. У входа в дом не толпилась стража, и все немногочисленные обитатели этой бедной гостиницы также не беспокоили её убогое жилище. Подходя к засаленному окну, прижимая ладони к мутному стеклу, сквозь которое едва было видно грязную и шумную улочку их нищего квартала, Камила проливала скупые слёзы, понимая, что здесь она заточена, как в темнице, подобно несчастным братьям, и, возможно, в этом месте ей суждено умереть.

Но она ничего не боялась.

Странные чувства поднимались из глубины её измученной души, когда она думала о своём повелителе, только благодаря которому она (в этом не было сомнения) до сих пор оставалась жива.

— Ну, ну, — говорил он, обнимая её и отрешённо поглаживая по голове, — разве ты не чувствуешь, что тебе лучше? Я уверен, ты совсем скоро поправишься, тем более, всё идёт хорошо.

— Да, но, — она подняла на него красные, полные слёз, глаза, — что будет потом со мной?!

— Ты же знаешь, — уклончиво ответил Лев, глядя в сторону засаленного окна, — что происходит с теми, кто завершает Делание? Они живут вечно, исцеляются от всех недугов, а кроме того, обретают богатство и славу!

— Скажи, — прошептала Камила, дрожа, прижимаясь к нему, — когда это произойдёт, ты будешь со мной?

— Что ты такое говоришь?! — засмеялся он, обхватил ладонями её худое бледное лицо и заглянул своими глубокими чёрными глазами в её почти потухшие полные слёз озёра глаз. — Зачем я буду нужен тебе тогда?! Ведь ты станешь хозяйкой мира! И в этом немыслимом богатстве обретёшь свою вторую половину — ту часть себя, которая пока спит! Ты уничтожишь меня, а не я!

Камила безудержно разрыдалась, сползая бессильно к его ногам.

— Я почему-то не верю, — прошептала она высохшими губами, — Лев, мне снятся страшные сны! Я падаю в пропасть, и мне нет спасения! Я столько сделала для создания этой тинктуры, прошу тебя, во что бы то ни стало, не бросай, закончи, даже если я не увижу цели, ради которой живу, просто оставь мне возможность быть уверенной в том, что все мои труды не пропадут напрасно! И кроме того….

Она вдруг каким-то неожиданным порывом поднялась с колен и встала перед ним — удивительно прекрасная, преобразившаяся, с безумным сияющим взором и спутанными чёрными волосами, вдруг разметавшимися порывом ветра, распахнувшим оконце и ворвавшимся в маленькую душную чердачную комнатку. Он вздрогнул и замер перед ней, застигнутый необъяснимым ужасом, и в её восточных чертах, очерченных болезненной худобой, вдруг различил неясный облик той странной девушки, которая так часто являлась ему во снах.. невыразимо прекрасная, с круглыми смуглыми формами, она танцевала со змеями, и они не боялись и не пугали её, а напротив, подползали ближе, обвивали её, словно ожерелья и браслеты и, не обижая, скользили по её нежной обнажённой коже, источающей страсть, желание и природную силу, побеждающую, казалось, даже смерть. Ведь эти опасные твари, наполненные ядом, могли одним укусом оборвать жизнь любого человеческого существа, но самое странное — он смотрел на это удивительное действо, как заворожённый, и всем своим существом желал сам обратиться змеем, обвить её своими кольцами и сжать до боли, до безумия, до умопомрачительного сладкого озноба, забрать её с собой и унести домой — в свой мир, не думая о том, что скажут родные, к чёрту их законы и правила, никто не вправе осудить его за эту любовь, посланную, кажется, самими божествами…