Евгений Абрамович - Маленькие и злые

У него была необычайная, чуть ли не потусторонняя чувствительность к чужому страху. Сидя в кругу слушателей, он иногда переводил взгляд на тех, кто испытывал особенный ужас, кто уже готов был запаниковать, вскочить и выбежать из круга. Тяжелый злобный взгляд Кабана пригвождал к месту, вводил в оцепенение, под этим взглядом слабели ноги, обмирало сердце. Перепуганным слушателям, наколотым на острие Кабаньего взгляда, чудилось, что попробуй они только дернуться — Кабан тут же вскочит, как хищный зверь, набросится на них и задушит или, хуже того, растерзает зубами и руками. Едкое наслаждение страха в такие моменты становилось почти запредельным.

Рассказы Артема делились на две категории: одни он выуживал из омута своей необъятной памяти, другие сочинял на ходу. Последние были особенно жуткими.

Бывает, рассказывает он историю, как вдруг снизойдет на него вдохновение, и Артем начинает импровизировать, сочиняя такую жуть, от которой даже самым взрослым пацанам становится не по себе. Сам же он пугающе преображался в такие моменты и походил на какого-то загробного паразита, выползшего из сырого жуткого подполья, чтобы мраком и ужасом отравлять этот мир.

В наиболее вдохновенные минуты свои Артем сам себе удивлялся, сам собой очаровывался, каким-то отчужденным взглядом за собой наблюдая. Он, похоже, и сам никогда не знал, чего ждать от себя, какой еще неожиданный и мрачный финт выкинет он в следующую секунду.

Вершиной его творчества были сочиненные на ходу рассказы, которые сбывались. Опишет Артем какую-нибудь кровавую жуть с кошмарными деталями, а потом вдруг нечто подобное произойдет на самом деле, и те самые страшные детали поползут, как пронырливые насекомые, по блогам и новостным сайтам. Или спросят Артема о свежем происшествии, подробности которого еще неизвестны публике, и начнет он сочинять версии, одна страшней другой, а потом выяснится, что наиболее скверная среди версий попала-таки в «десятку». Но иногда Артем, не растрачиваясь на варианты, сразу же рассказывал страшную правду, которая затем и всплывала на всеобщее обозрение, когда приходил ее срок явиться миру.

Кабан всегда чувствовал эти необъяснимые попадания в цель, и в глазах его начинало мерцать что-то дьявольское, когда он слушал Артема, на ходу сплетавшего пророческую правду.

*

Лина узнала через одну подружку, Ксюшу Студникову, фанатку тупого и мерзкого сериала «Ходячие мертвецы», где и когда в ближайшее время Артем будет выступать в кругу любителей страшного. Вместе с Ксюшей, натянувшей майку с гниющей рожей Игги Попа из фильма «Мертвые не умирают», она и пришла на место в назначенный час. Круг собрался под крышей приготовленного под снос одноэтажного дома, на месте которого хотели что-то строить. Участок с обреченным зданием уже обнесли высоким забором из металлопрофиля, однако стройку не начали, не срослось, и дом все ветшал, погруженный в заросли, буйно разросшиеся на брошенном участке.

В одной из комнат, кое-как расчищенной от мусора, стояли ящики и коробки, приготовленные для заседаний круга.

Солнце уже село, но воздух был еще светел, однако в доме сгустились сумерки. Казалось, что все собравшиеся в нем погрузились в мутное варево колдовской похлебки. Малышни на этот раз не было. Лина с Ксюшей, тринадцатилетние, и сам Артем оказались тут младшими, остальным было где-то от четырнадцати до шестнадцати. А еще затесалась в круг великовозрастная парочка, парень с девушкой, лет по восемнадцать, наверное, сидели в обнимку, Лина заметила у обоих обручальные кольца. Неужели муж и жена?

Когда Артем вошел в раж и от него начали расходиться волны липкой жути, девушка с кольцом испуганно прижалась к своему юноше, но даже в его объятиях выглядела беззащитной и обреченной, словно знала, что потусторонняя сила вот-вот оторвет ее от любимого человека и унесет в страшное запределье, а он не в силах будет помочь.

После очередной истории, когда Артем умолк, рассеянно глядя перед собой, Лина спросила его:

— А ты что-нибудь знаешь про беременную бомжиху? Я что-то слышала про нее несколько лет назад, какие-то страсти рассказывали, но уже не помню. А на днях младший брат мой повстречал ее, потом дергался от страха. Короче, она его напугала. Он же мелкий. И я думаю… ну, кто она такая? Что вообще про нее известно?

Кабан, сидевший через четыре человека от Лины, глянул на нее. Она ощутила его тяжелый взгляд как что-то физически болезненное, словно Кабан вонзил ей в щеку рыболовный крючок и теперь тянет за леску.

Артем, рассеянно слушавший вопрос, казалось, и вовсе выпал из реальности. Его неподвижные глаза ушли в небытие.

Мать Артема, эстетская натура, с малых лет воспитывавшая у сына хороший вкус в литературе, живописи, музыке и кинематографе, однажды сказала ему, что внешне он — вылитый великий Роман Полански, а таким сходством надо гордиться. Так она утешала сына, когда тот признался, что получил в школе, в первом классе, постыдную кличку Крысеныш, да и сам уже замечает нечто крысиное в своем лице. Сейчас он, казалось, вдруг состарился и выглядел действительно почти точной копией Полански — только не молодого, а разменявшего пятый десяток.

Наконец Артем очнулся и заговорил:

— Да-а. Беременная бомжиха. Первый раз ее видели с животом давно… двадцать пять лет назад… нет, даже больше, больше. Давно, короче. С тех пор ее не раз встречали, но ни разу — без живота, вечно на сносях. Я и сам ее видел. В прошлом году. С животом была. Про нее разное рассказывают. Говорят, что она рожает одного ребенка за другим и продает людоедам. Новорожденные дорого стоят, это ведь самый деликатес. Дети постарше уже не так хороши. Хотя людоеды их тоже купят с удовольствием, но, если дать выбор — взять новорожденного или, скажем, трехлетку, — они выберут новорожденного. Потому что знают толк. Мясо самое нежное, тает во рту, косточки легко перекусываются. Людоеды это ценят. Но говорили еще и другое — что она сама пожирает своих детей. Она как бог Кронос, воплотившийся в женской форме. Родила — и сожрала. Потом по-быстрому забеременела, чтобы опять было в кого зубы вонзить. И пожирает их живьем. Ее насыщает не само мясо младенцев, а больше сознание, что ребенок едва родился на свет — и тут же попадает в прожорливую пасть. Не успел открыть глаза, как чувствует, что с одного конца — с ручки или с ножки — в него уже вгрызаются. Он не успел понять, что такое рождение, что это означает, а тут уже и пожирание подоспело. Он думает, наверное, что это какой-то единый процесс, что так устроено бытие, что иначе и быть не может, что это обязательный закон для всех. Мы вот знаем, что для нас обязательна сила тяготения, которая всех тянет к земле, а он знает, что для каждого обязательно — быть сожранным сразу после явления в мир. С этим знанием, вошедшим в его кровь, в его боль, в его безумие, он проваливается в загробную тьму. Так-то! Но и другое говорили еще — что она сдает своих детей государству для секретных экспериментов. Много государство не платит, но зато с ним иметь дело безопаснее, чем с людоедами. Их могут поймать, и тех, кто детей им продавал, — тоже, а это тюрьма. Но если продал новорожденного в государственную лабораторию, то никакая полиция тебя уже не тронет.