Максим Кабир - Пиковая Дама [сборник]

— Повезло, — сказал Игорь Сергеевич. — Поместье надежно спряталось в лесу, ближайшая деревня, Гурьево, была в трех километрах, но опустела еще до войны. А картины мы достали из подвала. Там полно занятного старья. Может, попробуем продать его на eBay антикварам.

Учитель зашагал к лестнице, а Оля задержалась у неглубокой ниши. В нишу было вставлено потускневшее зеркало.

— Оно поломалось, — сострил Игорь Сергеевич. — Глючит.

Оля провела рукой у горла. Из-за дефекта отражение изогнуло шею так, будто позвоночник выдернули и скрутили пружиной. Рядом с нишей обнаружился дверной проем, задрапированный пленкой и заколоченный поперек доской.

— Вход сюда категорически запрещен, — сказала Валентина Петровна.

За ней в холл вошел парень с парковки. Крепкий, спортивного телосложения, он посмотрел на Олю и шустро взбежал по ступенькам.

— Здание девятнадцатого века, — проговорила директор. Острый нос делал ее похожей на енота из какого-то мультика. — Идет ремонт, мы не хотим, чтобы наши воспитанники пострадали.

Ступеньки устилал прохудившийся бурый палас. Лестница раздваивалась, и пролет был помечен очередным витражом, с плясунами в карнавальных масках. Света вполне хватало, но в интернате тени доминировали над живыми людьми. Они гнездились в нишах, прятались за простенками, занимали места отлучившихся строителей.

На втором этаже орава теней втиснулась между полосами света, начерченными у окон. Получалась зебра — белый мазок, черный мазок. Даже обои здесь были особенными — будто не из бумаги, а из шелка, правда какого-то жирного и осклизлого.

— Все это мы, конечно, закроем пластиком, — сказала Валентина Петровна. — Школа существует недавно, но мы гордимся имеющимися достижениями. Стремимся дать детям самое лучшее — начиная от преподавателей высшего уровня и заканчивая дополнительным образованием и доброжелательной, доверительной атмосферой.

Атмосфера была не то чтобы доброжелательной… скорее — совсем наоборот. Клочья паутины и певучий паркет, сумерки в ущельях боковых помещений и потеки на побелке. А рядышком — батареи и трубы прямиком с завода, кабели, мелькнувшая за приотворенной дверью девчонка с китайским планшетом и приглушенный трип-хоп из колонки. Это современное, наносное, силой вмурованное странным образом обретало уютный флер в стенах старого особняка.

— Компьютеры, — вещала Валентина Петровна, — высокоскоростной Интернет…

«Видать, — отметила про себя Оля, — горе-папаша Артема неплохо заплатил, раз уж сама директорша проводит экскурсию».

Мимо прошагал электрик. Проскочила стайка веселых детишек.

— Полюбуйтесь, — Игорь Сергеевич указал на торчащий из стены изогнутый бронзовый хоботок. — Газовые рожки!

Коридор и при свете вмонтированных трубок был полутемным, а представить его в мертвенном сиянии горящего газа…

Рожок не вызвал у новенькой энтузиазма, и улыбка учителя угасла.

Оля смотрела в раскрытую дверь справа. Четыре аккуратно заправленные койки, шкафчики, вешалки… спартанское убранство общежития внутри архитектурного памятника плюс капля одомашнивания: цветы в горшочке, наклейки с диснеевскими персонажами, пушистые тапочки возле кроватей.

— Здесь я буду жить?

— Нет-нет, — сказала директор. — В виде исключения вас поселят вдвоем.

— С Артемом? — спросила Оля. Будто директор могла говорить об Игоре Сергеевиче.

— Конечно, милочка.

— Я не милочка, — напряглась Оля.

Диабетикам было противопоказано общаться с Валентиной Петровной, чтобы не впасть в кому от переизбытка сахара.

— Как скажете…

— Я не стану с ним жить.

Оле еще дома порядком надоело корчить из себя приемную мамашу. Да, ей было жаль брата, но ведь и она осиротела. И она нуждалась в сочувствии. А вместо этого ей всучили мальчишку, которого она не переносила на дух при жизни мамы. Держи подарок — у тебя же других забот нет! Вот и понянчься.

Фигушки, в мусорное ведро — заодно с подгоревшими гренками! Раз уж теперь вокруг есть взрослые, пусть они подтирают Теме сопли.

— Но ваш отец просил, чтобы…

— Он мне не отец, — перебила Оля Валентину Петровну. — Он — отец Артема, боров, не удосужившийся приехать на кремацию мамы.

— Хорошо, — сказал Игорь Сергеевич. — Но до вашего совершеннолетия, юридически…

— Юридически я обязана жить с братом?

— Нет, но…

— В таком случае… тут не занято? — Оля кивнула на койки.

— Занято, — сказала Валентина Петровна. — Тут пятиклассники живут. Игорь Сергеевич, — она развела до смешного миниатюрными руками, — заселяйте ее в общую комнату.

— Не жалко вам брата? — спросил учитель, когда директор утопала. — Вам бы вместе держаться. Тяжко ведь ему.

— Я поняла, почему вы психолога нахваливали. — Оля посмотрела косо. — Вы — он и есть на полставки, угадала?

За окном снова хлынул дождь, и сумерки шевельнулись в пустых комнатах ветхого дома.

Дождь монотонно стучал по рубероидной крыше придорожного магазина. Бродяга в джинсовых обносках инспектировал контейнеры и был вознагражден подтаявшим, но почти целым пломбиром. Шаркая грязными кроссовками, он проковылял под навес и устроился на лавке.

К магазину подъехала серебристая малолитражка. Вышли две леди: одна пониже, постарше, в модном плаще и с сердитым озабоченным лицом. Другая — сама беспечность. Лет семнадцати, в агрессивной боевой раскраске, в армейских ботинках, зауженных джинсах и черной толстовке. Поперек груди красовался принт: «Варвар». Девушка потянулась сладко, подставляя веки и лоб каплющему небу. Ярко-красные волосы были острижены коротко и торчали перышками.

«Воробушек», — подумал бродяга.

— Чтоб я тебя видела, — распорядилась мама, перепрыгивая через лужи. — Ни на шаг!

— Так точно, мой генерал! — отсалютовала Алиса и пнула ботинком плавающую у бордюра пивную банку.

— Тебе что-нибудь купить?

— Мыло и веревку, пожалуйста.

Мама закатила глаза.

Алиса размяла затекшие мышцы. Она размышляла о безобразном особняке, затесавшемся среди сосен. О фальшивой тишине вечерних коридоров, о ночных скрипах, когда просыпаешься в своей девичьей казарме, прислушиваешься перед следующим нырком в страну грез.

Интернат — свобода или тюрьма?

Тюрьма по всем признакам, но любую клоаку можно при желании переделать под себя. Извлечь выгоду. Директрисе Патрушевой, как бы она ни корчила из себя комендантшу Шоушенко, семьи платят за содержание «заключенных», и платят немало. А стало быть, она наемный работник, в том числе Алисы. И после отбоя воспитанников контролирует разве что пожилой охранник, клюющий носом в холле.

Алиса подумала про Игоря Сергеевича Маслова. Высокий, статный, с умными глазами, а говорит как!.. Не лекции, а песни. Они не успели пообщаться, нужно быстрее исправить оплошность.