Уилл Эллиот - Цирк семьи Пайло [litres]

– Что там с твоим братцем? – спросил Гонко у Дупи, который сдавал карты. – Только давай без дураков. Мне хочется знать, почему мы теперь не может отыграть ни один номер. Курт возьмет нас на заметку, если мы рано или поздно не сыграем полное представление.

Дупи оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что его не подслушивают.

– Ну, Гоши… У него проблема. С подружкой. С его подружкой , Гонко.

– Я слушаю. – Кивнул Гонко.

– Он… – Дупи снова оглянулся через плечо. – Он поднял вопрос, Гонко.

– В смысле спросил?

– Ну да, именно так. Гоши взял и поднял вопрос.

– Ладно. И что?

– И опечалился, потому что она не дала ему ответа. Она вообще ничего не сказала, Гонко! Вообще ничего. Вся затихла. Просто сидела, Гонко, это надо было видеть.

Гонко взял в руки карты.

– Дупс. Она – это гребаное растение. Как, по-твоему, она должна ответить?

Джейми подался вперед.

– Она что?

– Она – папоротник, – объяснил Гонко. – Гоши влюбился в папоротник. Сейчас он, наверное, у себя в комнате и шепчет ей сладкую чепуху, бог его знает.

Джейми вспомнил самую первую ночь, когда он встретил клоунов, и тошнотворный шлепок, с которым Гоши грохнулся головой вперед у входа в… Да, в цветочную лавку. Помимо своей воли он удивленно хохотнул.

– Правда?

– Да, но… – Гоши знаками велел ему замолчать. – Так значит, проблема в этом? – повернулся он к Дупи. – Он срывает нам представления, потому что этот гребаный папоротник не говорит ему «да»?

– Именно, Гонко! – вскричал Дупи. – Знаешь, я жутко злюсь на нее. Она могла бы хоть что-то сказать. Она должна сказать «да» , вот что.

– Ну, – Гонко откинулся на спинку стула, – нам придется каким-то образом получить для него ответ.

– Эм-Эм, – подсказал Рафшод, сбрасывая две карты и беря две новых из колоды. – Мы могли бы заставить его, сам знаешь, изменить растение. Чтобы оно могло говорить.

– Нет! – отрезал Гонко, треснув кулаком по столу. – Этому жуткому куску дерьма здесь не бывать.

Он повернулся к Джейми:

– Ты был сегодня в Паноптикуме?

Джейми кивнул.

– Эм-Эм – это Манипулятор Материей, – объяснил Гонко. – Телесный скульптор. Представитель старого забытого искусства, которое в Средние века практиковала горстка законченных психов, тогда они обычно использовали трупы. Эм-Эм сделал уродов такими, какие они есть. Редкая гнида. Маленький такой, глазки бегают, вечно в шляпе ходит. Обитает в Комнате Смеха и Ужасов, которая, между нами говоря, никакая не Комната Смеха. Он редко оттуда выходит, только когда кто-то провинится, и начальство хочет его как следует припугнуть. Таскает с собой злющую собаку, чтобы та его охраняла. Несколько цыган лишились родственников, чтобы ты понимал, хотя если бы они на него напали, то стали бы следующими в его «мастерской». Не приближайся к нему, и плевать, насколько праведен твой гнев. Известно, что он ловит забредших не туда циркачей.

– Я прикончу эту его псину, – пригрозил Рафшод. – Погляди, как она меня тяпнула.

Он закинул ногу на стол и задрал штанину. Длинный толстый багровый шрам шел от лодыжки до колена.

– Это ожог, – сказал Гонко. – Это ты сам, а не собака тебя цапнула.

– Пришлось, сам понимаешь, прижечь рану. Чтобы не было воспаления.

– Это выглядит просто жуть, Раф, – вставил Дупи. – Просто жуть ! Слушай, Раф, помнишь, как я тебе сказал, что это просто жуть? Помнишь, когда…

– Раф любит, когда немножко больно, – сказал Гонко Джейми. – Верно, Раф?

Глаза Рафшода засветились.

– Верно, – согласился он. – Вот.

Он положил на стол ладонь и откуда-то достал нож:

– Режь.

Джейми уставился на нож.

– Я не ду…

– Давай-давай, – не унимался Рафшод. – Порежь меня. Вперед.

– А почему бы тебе самому себя не порезать? – предложил Джейми.

– Тогда это совсем не то. Пырни меня. Порежь. Действуй же.

– Одна вещь, к которой тебе придется привыкнуть, – произнес Гонко, доставая из одного казавшихся бездонными карманов топорик, – это немного насилия то тут, то там. Это полезно. Бодрит, как холодный душ.

Он повертел в руке топорик так же, как раньше нож.

– Ты привыкнешь к этому насилию, – продолжил он. – Или же, как Рафшод, слишком к нему привыкнешь. Но удары-то разные бывают, так, Раф?

Одним плавным движением Гонко поднял топорик, обвил пальцами рукоятку и врезал обухом по узловатой, покрытой шрамами руке Рафшода. Раздался громкий смачный хруст дробящихся костей. Рафшод взвыл, схватившись за запястье, и рухнул со стула, звеня бубенчиками на шляпе. Он принялся кататься под столом, дрыгая ногами в такт воплям.

– Вот тебе грубые шуточки от клоунов, – заметил Гонко, убирая топорик. – Это осчастливит его на несколько недель. ДА ХВАТИТ СТОЛ ТРЯСТИ, МАТЬ ТВОЮ! Так, на чем я остановился? Да, на Эм-Эм. Держись от него подольше. Он может изменять людей. Возьмет твою руку и что-нибудь к ней приладит. Скажем, перья. Может крылья тебе приделать, если захочет. Ты Фишбоя видел?

Джейми кивнул.

– Фишбой так выглядит благодаря Эм-Эм, – сказал Гонко. – Отвратительно, да?

– Да, – согласился Джейми. – Хотя… он показался мне дружелюбным.

– Фишбой – хороший парень. Добрейший из всех сукиных сынов в этом цирке.

Джейми вдруг сел прямо и судорожно вдохнул. Гонко поглядел на него.

– Что такое? – спросил он.

– Стив, – выдохнул Джейми. – Я оставил его там, в Паноптикуме… О нет…

Он вскочил и выбежал из шатра, ринувшись по утоптанной тропинке в надежде, что движется в правильном направлении. Впереди в оранжевом сиянии виднелась Комната Смеха и Ужаса – теперь он вспомнил, что Паноптикум где-то рядом с ней. Он бросился туда, не обращая внимания на сгрудившихся в проулках карликов и взгляды из-за чуть раздвинутых занавесок.

За ним быстрыми шагами следовал Гонко, сунув руки в карманы. Когда Джейми остановился, чтобы перевести дух, Гонко похлопал его по плечу.

– Бедовый ты парень.

– Мне надо найти соседа, – ответил Джейми. – Он остался в Паноптикуме.

– Ладно, хорошо, – произнес Гонко. – Мы посмотрим, но только очень быстро. Давай за мной.

Гонко увел его с главной тропы и принялся пробираться между какими-то лачугами и закрытыми ларьками. Они остановились в нескольких метрах от шатра Паноптикума, и Гонко поднес палец к губам.

– Тсс.

Сквозь вход в шатер не было видно ничего, кроме неясного желтоватого свечения стеклянных инкубаторов. Изнутри раздался жалобный стон – с такого расстояния Джейми не смог определить, был ли это голос Стива или нет. Из Паноптикума вышла какая-то темная фигура и направилась к Комнате. Впереди нее шла большая черная собака на поводке. Псина повернула голову к Джейми и Гонко и зарычала, но ее хозяин даже не взглянул в их сторону.