Чез Бренчли - Новые страхи [сборник litres]

– Стивен? – слышу я знакомый голос.

Поворачиваюсь.

– Это ты. Это же я, Лиз, помнишь суд, второй этаж? Я сразу подумала, что это ты.

– Лиз, привет! – О господи. Надо же, чтобы все это сразу и сегодня вечером. Я несколько недель искал повода поговорить с Лиз, и теперь она здесь, на расстоянии вытянутой руки. И что же, черт возьми, я ей скажу? Извини, Лиз, великолепная Лиз, я выскочу, надо позвонить, вызывать катафалк.

– Я и не знала, что интересуешься мюзиклами, Стивен.

– Не интересуюсь. Обычно не интересуюсь, я хотел сказать.

– Я тоже. Клиент прислал нам целую пачку билетов. В таком случае, с кем ты здесь?

– А, это моя бабушка, – говорю я, стараясь – и безуспешно – казаться невозмутимым. Бедра у меня болят от неловкого положения – я полустою, полусижу. – Бабушка любит походы в театр.

– О, это так мило.

Я широко открываю рот, как бы в гримасе ужаса, и улыбаюсь.

– Извини, – говорит Лиз. – Не позволяй мне тебя задерживать. Ты в буфет собирался? Если хочешь, составлю компанию твоей бабушке. Ну, знаешь, пока тебя не будет.

Я плюхаюсь на сиденье так, что едва не ломаю себе копчик. Пожалуй, лучше сказать ей. Будет очень странно, если не сказать хотя бы что-нибудь.

– Все нормально? – спрашивает Лиз. – Что-то ты бледен.

– Все нормально. Правда.

– Что ж, разве ты меня не представишь?

– Прости?

– Не представишь меня бабушке, глупый?

Кислота переполняет мне желудок. Трам-та-ра-рам . Что же делать? Но есть возможность обернуть ситуацию в свою пользу. Мне нужна помощь, Лиз, мне кажется, бабушка преставилась. Я просто не знаю, что делать . Может быть, Лиз побудет со мной до приезда спасателей. Подержит меня за руку, проявит сочувствие. Я пролью слезу, покажу свою уязвимую сторону – женщины это любят. Может быть, Лиз поедет со мной на похороны, черное будет ей к лицу. Может быть, в будущем мы, оглядываясь на бабушкину кончину, будем грустно посмеиваться. Это будет наша история. «Как вы повстречались?» – будут спрашивать нас, а мы посмотрим друг на друга с любовью и, договаривая друг за друга фразы, начнем рассказывать: «Вы знаете, так забавно получилось…» Но, с другой стороны, все может обернуться и совсем наоборот. Если я сейчас признаюсь, я буду «тот» парень. Парень, который взял бабушку на – давайте это признаем – довольно среднюю постановку мюзикла, давно утратившего новизну. Помощники юриста могут быть жестоки. Юристы, ведущие дела по передаче имущества, могут быть брутальны. Я видел несколько электронных сообщений, которые распространялись по нашей конторе, как газ зарин. Разумеется, люди могут сочувствовать для вида, но я до конца своей карьеры в фирме буду парнем из заметки «Выходной у Берни». Я что, параноик? Нет. Нет, вряд ли.

Ну, теперь держись, Стивен. Я наклоняюсь к бабушке и нежно похлопываю ее по руке.

– Бабушка, это Лиз. Лиз, это моя бабушка.

– Рада познакомиться, – говорит Лиз.

Бабушка не отвечает, что неудивительно.

– Извини, – говорю я. – Она немного глуховата (и это правда).

– Вот досада, наверно, для нее уже поздновато. Она, должно быть, смертельно устала.

О, Лиз.

– Слушай, – говорит Лиз, – с моей стороны это может показаться бесцеремонным, но после спектакля мы, нас тут несколько человек, собираемся пойти выпить. Не хочешь присоединиться?

– Было бы здорово! – срывается у меня с языка, я даже не успел подумать. – То есть я бы с удовольствием, но надо разобраться с бабушкой.

– Бери ее с собой! Будет весело!

Свет постепенно гаснет, оркестр гудит. Лиз стискивает мне плечо и откидывается на спинку кресла.

Теперь у меня нет иного выбора: надо дождаться конца спектакля. Может быть, это и неплохая идея. Да, дождаться, когда зрительный зал опустеет, и тогда вызывать кавалерию.

Но как же быть с Лиз? Спасибо, бабушка. Большое спасибо, черт возьми . Надо же, чтобы из всех возможных вечеров ты предпочла умереть именно в сегодняшний. Мой единственный шанс поближе познакомиться с Лиз упущен. Что, если я не пойду и она подумает, что я к ней безразличен?

Думай, Стивен, думай.

Но невозможно слышать собственные мысли, когда на сцене такой кошачий концерт.

Парень, сидящий рядом с бабушкой, ворочается в кресле и заезжает локтем ей в бок. Ее голова склоняется мне на плечо, но я бессилен что-либо сделать. Я не могу ее оттолкнуть – если толкнуть слишком сильно, она может повалиться в другую сторону, и ее голова окажется на коленях у тучного соседа. Попал я в ситуацию. Бабушкины волосы, замечательные для ее возраста и блестящие, щекочут мне ухо. Через какое время после смерти наступает трупное окоченение? Роман «Скарпетта» [40] Роман Патрисии Корнуэлл, опубликован в 2008 году. я читал давным-давно и уже не помню. Осторожным движением достаю телефон и спрашиваю Гугл. Женщина слева от меня (она бабушкиного возраста, от нее едва ощутимо пахнет говядиной в красном вине) осуждающе хмыкает – экран айфона светится у меня на коленях.

Не устраивай сцену . Я убираю телефон обратно в карман. Мне кажется, через четыре часа. Да, это хорошо. Но как скоро начинается разложение? Я делаю глубокий вдох. Чувствую лишь запах лака для волос и смягчителя для тканей.

Тут я совершил серьезную ошибку. В горле першит. В груди тяжесть. Я прикусываю язык, чтобы подавить всхлипывание. Бабушка не всегда была обузой. Не всегда дышала ртом, посасывая зубы. Всплывают давно забытые воспоминания. Голоса моих родителей становятся все тише и тише, превращаясь в угрожающее шипение. Дверь их спальни закрывается, пауза, а затем… Не устраивай сцену . Следующая картина: я собираю школьный ранец, в нем «Монстер-Манч» [41] Название кукурузных чипсов. и запасная футболка. Выскальзываю из задней двери, прохожу три с лишним километра до бабушкиной квартиры, зимний день быстро угасает. Она открывает мне дверь.

– Не говори им! – умоляю я. Она не кричит на меня за то, что я убежал из дома. Она обнимает меня, смотрит вместе со мной мультипликационный телесериал «Настоящий герой и хозяева вселенной», делает мне горячий шоколад и укладывает спать в свободной комнате. Там пахнет ею.

Меня возвращают к действительности аплодисменты. Все вокруг встают с мест, хлопают, раздаются крики «браво» – овация. Я не шевелюсь. Не смею. Пусть думают, что мы с бабушкой плохо воспитаны.

Только когда публика начинает доставать из-под кресел свои вещи, мне удается посадить бабушку прямо. Голова у нее свешивается на грудь, но нельзя сказать, что она выглядит такой уж мертвой. Женщина слева пытается пройти мимо меня, но я отказываюсь двигаться, и ей приходится пробираться к другому проходу.

У одного из выходов из зала замечаю Лиз. Она машет мне, и я чувствую, что смотрю на нее, как неумелый волокита, скованный нерешительностью.