Дэвид Эннендэйл - Дом ночи и цепей

- С каких это пор смерть врага не приносит выгоды?

- Когда враг настолько популярен, как советник Вейсс. Живая, она была лишь оппонентом. Мертвая, она станет символом, который, как нам обоим хорошо известно, послужит в ваших интересах против меня. Но вам не победить, лорд-губернатор. Ваша вина будет доказана.

- Это более чем абсурдно, - мне уже стало казаться, что этот разговор – галлюцинация.

- Насколько мне известно, когда ее в последний раз видели живой, она говорила с вами.

- Это все ваши доказательства?

- Этого может быть достаточно, чтобы заинтересовать Инквизицию.

Я изумленно уставился на нее, не в силах поверить, что она говорит серьезно. Я знал, что она готова пойти на любую хитрость и любое преступление, но то, что она говорила сейчас, было абсолютным безумием. Не могла же она считать это абсурдное заявление настоящей угрозой.

- Пожалуйста, - усмехнулся я. – Пригласите Инквизицию нанести мне визит.

- Вы Штрок из Мальвейля, - сказала она. – Вы должны знать, что это значит.

- Я знаю. А вы должны знать, что я намерен сделать.

Я отвернулся и, уходя, услышал, как дверь ее машины захлопнулась. Ее водитель завел мотор как раз в тот момент, когда из палатки вышли Штаваак и Ривас. Моргая сквозь дождь, Штаваак посмотрел вслед уезжающей машине.

- Это была…? – начал он.

- Да, это была она. Она посмела приехать сюда, чтобы поглумиться над нами. Она угрожала обвинить меня в убийстве Адрианны.

- Не стоит относиться к этой угрозе легкомысленно, - заметил Ривас.

- Я знаю.

« Ей тоже стоит воспринять мою угрозу серьезно. Но я надеюсь, что она меня недооценит. Император милостивый, пусть она совершит ошибку. Позволь мне уничтожить не только коррупцию, которую она возглавл яет. Позволь мне уничтожить ее ».

- Я буду делать, что необходимо, - добавил я.

- Это значит…? – спросил Штаваак.

- Именно то, что я сказал.

Ветер выл вокруг. Мы уже настолько промокли, что едва замечали дождь.

Мой разум был наполнен образами крови Монфор. В бою я радовался победам. Я был рад сжигать ксеносскую мерзость стирать их скверну с лица галактики. Но я не получал удовольствия от убийства. Однако сейчас я бы с удовольствием убил Вет Монфор. Мои мышцы напряглись в предвкушении ее разрывающейся плоти. Моя правая аугметическая рука, которая не могла ничего чувствовать, все же чувствовала сейчас контуры рукоятки клинка, молота, лазерного пистолета. Я уже чувствовал тяжесть оружия, которое мне еще только предстояло взять в руки. Дождь на моем лице был брызгами нечестивой крови Монфор. Я весь был словно сжатая пружина. Если бы Монфор вернулась, я бы напал на нее здесь и сейчас, невзирая на последствия.

- Не разрушай то, чего ты сумел достигнуть, - предупредил меня Ривас. Он знал меня слишком хорошо. И все же сейчас он смотрел на меня, словно я стал кем-то другим.

- Что ты от меня хочешь? Она убила Адрианну! Это что-нибудь значит для тебя?

Ривас не сказал ничего. Но на его лице отразилась боль, и это и было его ответом.

- Тщательно обдумайте то, что вы собираетесь предпринять, лорд-губернатор, - спокойно произнес Штаваак, но в его голосе безошибочно слышалось предупреждение. – Я хочу, чтобы вы добились успеха. Вы нужны Солусу, и сейчас вы нужны ему больше, чем когда-либо. Не заставляйте меня предпринимать действия против вас.

- А вы готовы их предпринять?

- Если того потребует мой долг.

- И все же вы говорите, что не можете ничего сделать против Монфор.

- В настоящий момент нет, не могу. Повторяю, у нас нет прямых доказательств ее причастности. Если я узнаю, что она виновна, и ее действия дестабилизируют Солус, тогда, как и в случае с советником Трефехт, ситуация будет иной. Но если вы убьете ее, то дестабилизирующим фактором станете вы. Я вижу, что вы сильно разгневаны, лорд-губернатор. Вы готовы напасть на нее без всякой скрытности. Вы можете просто застрелить ее в Зале Совета, если увидите ее там. Но этим вы можете ввергнуть Солус в гражданскую войну. Я не допущу этого.

- Тогда выполняйте свой долг! – прорычал я. Я не имел власти над Адептус Арбитрес, но отдал приказ так, словно имел. – Найдите доказательства ее вины!

Я развернулся и пошел прочь.

- Мейсон! – закричал кардинал.

Я не обернулся. Внутри я весь кипел.

- Пусть хотя бы мой водитель отвезет тебя домой!

- Я дойду пешком! – ответил я, не останавливаясь.

Я был в ярости от того, что Штаваак проявляет такую осторожность, хотя рациональная часть моего разума, которая была едва слышна за ревом гнева и скорби, знала, что он прав.

Я шагал сквозь бурю. Ветер и дождь хлестали мое лицо с такой силой, что иногда казалось, будто я истекаю кровью. Мир вокруг меня превратился в бесконечное серое пространство размытых силуэтов. Реальность померкла настолько, что в ней не осталось ничего кроме призраков. Ничего больше и не имело значения. Все было размытым и призрачным. Лишь мой гнев был силен – пламя, которое невозможно погасить, жар, который будет пылать до тех пор, пока не сожжет меня – или Монфор.

Я замерз и устал, когда, наконец, добрался до Мальвейля. Катрин и Зандер уже слышали о смерти Вейсс. Я не хотел выслушивать их соболезнования. Я хотел мести. Хотел справедливости.

Мне нужно было поговорить с кем-то, кто понял бы меня и поверил в то, что я пережил в Мальвейле. Ривас верил, но не понимал. А больше никто не верил.

« Элиана. Мне нужно поговорить с Элианой ».

Я воспринял эту мысль так, словно мы говорили с ней в реальности, а не в моих снах. И я чувствовал, что скоро так и будет. К этому все и шло.

Так я говорил себе, когда поднялся в свою башню, уединившись на ночь, отрезав себя от остального дома. Это был единственный свет надежды среди вихря мыслей о мести.

Буря последовала за мной в сон. Ее вой раздавался в моем разуме, то замораживая кровь, то заставляя ее кипеть. Я бился в постели под рев бури, пытавшейся ворваться в дом сквозь щели в стенах. Когда я проснулся, простыни были мокрыми от пота.

Моя кожа горела. Язык был распухшим и сухим. Я сел, и у меня закружилась голова. Лихорадка бушевала в моей крови, я был словно раскаленная печь. Но лихорадка была не только внутри меня. Жар исходил из самих стен. Я включил люмен и воспаленными глазами огляделся вокруг. Вся комната пульсировала вместе с биением моего сердца. Потянувшись к ближайшей стене, я приложил к ней ладонь, но в ту же секунду испуганно отдернул. Поверхность стен была словно натянутая кожа, дрожавшая в лихорадке и мокрая от густого пота.

Я услышал звуки рвоты. Они были оглушительно громкими, словно весь дом страдал от приступа тошноты, его коридоры превратились в глотки, изрыгающие накопленный хлам в неиспользуемые комнаты. И в то же время они звучали очень по-человечески, как будто кого-то тошнило с такой силой, что его тело выворачивалось наизнанку.