Артур Дойль - Тайна Клумбера; Жрица тугов; Роковой выстрел; Хирург с Гастеровских болот; За гранью бытия; На грани бытия

— Он действует! Мотор Броун-Перикор действует! — и, не помня себя от радости, он прыгал и приплясывал как дикарь. — Броун, посмотрите, как он работает! С какой равномерностью, с какой силой! А руль! Посмотрите, как руль хорошо действует; надо завтра же заявить правлению и выхлопотать патенты.

При этих последних словах лицо Броуна сделалось мрачным и угрюмым.

— Все это уже сделано, — заявил он, принужденно улыбаясь.

— Как, уже сделано?! — побледнев как мертвец, повторил за ним Перикор. — Кто мог… Кто посмел это сделать! Кто посмел передать составленные мною чертежи и планы в палату патентов!..

— Я, я это сделал сегодня утром. Не волнуйтесь, тут незачем волноваться и горячиться, дело сделано!

— Вы выхлопотали патенты на мотор, и на чье имя?

— На мое — мне кажется, что я имел на это право.

— А мое имя? Имя изобретателя! Оно вовсе даже и не упоминается в бумагах?

— Нет… но…

— Негодяй! — воскликнул взбешенный Перикор. — Мошенник, вор!.. Вы украли у меня мое изобретение, плод моей мысли, моих трудов, моих знаний… вы украли у меня мое священное право на то, что создано мной! Вы хотите похитить у меня славу, принадлежащую моему имени по праву, но знайте, что патенты я у вас вырву, хотя бы мне пришлось для этого перерезать вам горло!

— Осторожней, руки прочь! — крикнул Броун, отступая и выхватив из кармана свой большой нож. — Предупреждаю, я буду защищаться!

— A-а… еще угрозы! Они меня не испугают! — воскликнул Перикор, бледнея от бешенства. — Так вы не только вор, вы хотите еще стать убийцей!.. Отдайте мне патенты!

— Нет!

— Броун, еще раз говорю вам, верните мне эти бумаги!

— Я сказал, что нет, значит, нет! Работал над этой машиной я…

Вместо ответа Перикор, как тигр, прыгнул на своего обидчика. Сильным движением Броун вырвался из его цепких рук, но при этом наткнулся на пустой ящик, на котором стояла лампа, и упал, увлекая за собой и ящик. Лампа упала и погасла. В сарае стало совершенно темно, только сквозь щель, высоко в крыше сарая проникал слабый свет месяца.

— Броун, отдайте мне бумаги!

Ответа нет.

— Отдадите вы мне их или нет? — продолжает спрашивать Перикор, не двигаясь с места.

Ответа нет. Ни шума, ни звука, кроме свиста и легкого скрипа продолжающих работать крыльев, — все тихо, мертвенно тихо. Перикора вдруг охватывает безотчетный ужас, какая-то необъяснимая тревога. Ему вдруг становится страшно… и он начинает ощупью шарить вокруг себя и по земле. Вдруг его пальцы коснулись руки Броуна, эта рука казалась безжизненной… Чувство гнева мгновенно сменилось в нем чувством ужаса. Он выпустил из своих дрожащих пальцев эту руку и с судорожной поспешностью, нащупав в кармане спички, постарался чиркнуть одну из них. При свете вспыхнувшей наконец спички он отыскал лампу, поднял ее и зажег. Броун лежал на земле неподвижно, без малейших признаков жизни. Перикор бросился к нему, приподнял его своими дрожащими руками, и вдруг ему стало ясно, почему Броун не отзывался. Несчастный, падая, упал на свою правую руку, в которой держал наготове нож. Упав на этот нож всей тяжестью своего грузного тела, он всадил его в себя по самую рукоятку. И умер — не вскрикнув, не издав даже предсмертного стона.

Перикор, этот гениальный изобретатель Перикор, сел на край пустого ящика, на котором горела лампа, и тупым неподвижным взглядом смотрел перед собой, тогда как мотор Броун-Перикор шипя и свистя носился у него над головой.

Так он сидел долго, быть может, несколько часов, неподвижно и безмолвно, но в воспаленном мозгу его проносились тысячи проектов один другого безумнее. Конечно, он являлся лишь косвенной причиной смерти своего компаньона, но кто поверит ему в этом? Платье его и руки были в крови, все обстоятельства складывались против него. Нет, всего лучше было бежать… Куда? Если бы он только мог как-нибудь избавиться от этого трупа, тогда у него было бы хоть несколько дней в распоряжении, прежде чем возникнут какие бы то ни было подозрения на его счет…

Вдруг резкий треск заставил его вздрогнуть и очнуться. Мешок с кирпичом, постепенно подымавшийся с каждым кругом, описанным аппаратом в воздухе, все выше и выше, теперь ударился об одну из верхних балок; толчок сдвинул соединительный прибор, и летательная машина грузно рухнула на землю. Перикор успел вовремя отскочить в сторону, чтобы не быть задетым тяжелым стальным обручем аппарата. Но едва только он коснулся земли, как Перикор поспешил отвязать мешок от обруча и убедиться, что мотор невредим. И теперь, глядя на него, в его голове зародилась странная, дикая мысль: изобретенный им аппарат — этот удивительный мотор, созданный его воображением, его трудами, — вдруг стал ему ненавистен, как соучастник преступления, как страшный кошмар. И он мог избавить его от мертвеца и сбить со следа всякие поиски и расследования полиции… Да!

Перикор широко распахнул двери сарая и вынес тело своего компаньона на освещенную луной поляну.

Неподалеку от сарая высился небольшой холм, один из целого ряда холмов, тянущихся вдоль берега моря. Добравшись до самой вершины этого ближайшего холма, Перикор осторожно и с должным уважением к мертвому уложил его здесь и, оставив на время, вернулся в сарай, откуда он с невероятным трудом притащил мотор, обруч и крылья сюда же на холм. Своими дрожащими пальцами укрепил он стальной обруч вокруг пояса мертвеца, вставил и привинтил крылья, привесил и привинтил к обручу мотор, установил провода, нажал кнопку мотора — и отступил в ожидании. С минуту громадные желтые крылья судорожно бились и трепетали в воздухе, затем труп зашевелился. Сначала маленькими скачками, то приподнимаясь, то волочась по земле, подымался он вверх по скату холма и наконец стал парить в воздухе, залитый бледным светом луны. Перикор не привязал к аппарату руля, а просто дал машине направление к югу. По мере того как аппарат подымался все выше и выше, он все больше и больше ускорял свой полет и вскоре громадная летательная машина, миновав цепь прибрежных скал и холмов, понеслась уже над открытым морем.

Перикор следил с напряженным вниманием за ее полетом до тех пор, пока созданный им чудесный аппарат не превратился в маленькую, едва заметную птичку высоко в небесах, затем — в едва приметную черную точку, временами сверкавшую золотым блеском своих крыльев и, наконец, утонувшую в морском тумане.

В отделении для душевнобольных, в городской больнице штата Нью-Йорк, находится один больной, ни имя, ни происхождение которого никому не известны. Все врачи держатся того мнения, что этот несчастный лишился рассудка вследствие внезапного сильного потрясения. «Самая сложная и хрупкая машина всегда всего скорее портится», — говорят они и, в подтверждение своих слов, показывают посетителям удивительно сложные электрические аппараты и удивительные летательные снаряды, модели которых изготовляет этот больной в минуты просветления.