Янгцзе Чу - Невеста призрака [litres]

Едва я склонилась над чашей, как заметила еще одно отражение рядом с моим – смутную фигуру, которая превратилась в старика, одетого в мятую куртку. Он настолько поблек, что в лунном свете представлялся существом из прекрасного белого кружева.

– Кто вы? – наконец прошептала я.

Старик пошевелился.

– А, теперь я вас вижу.

Бледное мерцание обрисовало нос, похожий на клюв попугая, и запавшие глазницы. Иностранец. Никогда не была так близко к одному из них.

– Вы не мертвы, но и не живете по-настоящему. Ах, бедняжка. – Он стал первым призраком, кто точно угадал мою суть, и я в испуге отпрянула. – Я не укушу. Нет, нет, ни в коем случае. Что вы тут делаете? Нужно идти домой. – Хотя его акцент и внешность оказались непривычными для меня, манера речи была доброй, и из-за нее и усталости я заплакала.

– Ну, ну, – проговорил он. – Не плачьте. Вы ведь слышите меня?

Я молча кивнула.

– Маленькая китаяночка, понятно, – продолжал он. – Простите, юная леди.

– Кто вы?

– Я? Старый Виллем Гансвурт, вот кто. Просто посиживаю у фонтана, по своему обыкновению.

– Вы голландец, – возбужденно выпалила я.

– Был голландцем, – поправил он. – А теперь-то я кто? Призрак, дух.

– Отчего вы здесь?

– Мне следует задать вам тот же вопрос, – в его тоне звучал мягкий упрек, – но что поделаешь, леди любят поступать по-своему. – Он отвесил мне неглубокий, но вежливый поклон. И тут я заметила, что одна из его рук искалечена и прижата к груди, будто крыло птенца. – Я отплыл на Восток еще юношей. Профессией избрал архитектуру. И – о, моя рука, – спохватился он, уловив мой взгляд. – Родился и умер таким. Никто не верил, что я сумею проплыть из Роттердама с такой рукой, но для путешествия она сгодилась. Однако больше всего мне полюбилась Малакка. Так что, когда мое время вышло, я задержался. Мне нравится любоваться собственными творениями, вот в чем дело.

– А какими? Стадтхейсом?

– О нет! Господь всемогущий, сколько мне, по-вашему, лет? Стадтхейс выстроили в 1650 году. Уж не такой я и древний. Зато помогал строить вот это маленькое добавление.

Я уставилась на затемненное здание, но не смогла угадать, куда указывал старик.

– Очень мило, – наконец отозвалась я.

– Думаете? Из всех спроектированных мной зданий это мне нравится больше. Не слишком-то значительное дополнение, но если рассматривать в совокупности с комплексом – замечательно. Но… вы-то сами куда идете?

Я открыла рот, но остановилась. Устала от болтовни, устала от ходьбы и бесприютности. Я даже не была уверена в этом голландце, хоть он и казался достаточно безвредным и столь бестелесным, что действительно выглядел на свой солидный возраст.

Слабая улыбка появилась на его лице.

– Вы не верите мне. Что ж, едва ли могу вас винить. Сам я не разговаривал с другими духами почти полвека. Однако это – мое собственное предубеждение. Понимаете, в мое время было не принято общаться с местными жителями, а единственный голландец поблизости – лунатик, который покончил с собой, прыгнув с часовой башни. Время, в общем, меня смягчило. И потом, так одиноко, когда не с кем поболтать.

Мысль о возможности застрять здесь на века привела меня в почти что паническое состояние.

– Я разыскиваю Равнины мертвых, – призналась я.

– Равнины мертвых? Не могу помочь вам. Вообще не смогу отыскать подобное место, хоть и слышал о нем частенько. Это не мои верования, дитя. И не моя загробная жизнь.

Мгновение я молчала.

– Но вы можете меня видеть! Можете говорить со мной!

– Да, да. Конечно, мы же пока по большей части находимся в мире живых. И вы также видите брусчатку под нашими ногами и лунный свет, поблескивающий на этом фонтане. Дорогая моя, это ведь не настоящая загробная жизнь. А попросту заключительная часть бытия. И отсюда мы все разойдемся.

– И что же происходит с такими, как вы, после смерти? – поинтересовалась я.

– Знаете ли, я и сам не слишком уверен. Но моя матушка учила, что есть милосердный Господь, и в это я предпочитаю верить. Или это, или же я просто истаю.

– Откуда вы узнали, кто я?

– Давным-давно я видел похожего призрака. Индийского мальчика, упавшего с дерева. Падение не убило его, так что мальчик задержался здесь ненадолго.

– Насколько?

– Лишь на несколько дней. Он не мог есть, видите ли, и, когда сердце наконец остановилось, стал призраком. Бедняжка, как он был напуган.

– Это означает, что и у меня осталось всего несколько дней? – Мой голос задрожал.

– Не знаю. Но выглядите вы крепче, чем он. Ваше тело, должно быть, в хорошем состоянии. Однако следует заботиться о нем. Если, конечно, вы не готовы продолжить путешествие.

Несмотря на доброжелательность, его слова испугали меня больше, чем что-либо услышанное этой ночью.

– Есть ли у меня шанс вернуться к живым? – спросила я.

– Возможно. Возможно! Не терзайте себя. Молитесь, чтобы все обошлось, и я помолюсь за вас. – Он вздохнул, и некоторое время мы молчали. Слабая полоска света появилась у горизонта. – Наверное, вам следует вернуться и позаботиться о своем теле, – заключил голландец.

– Я не уверена, как попасть туда с этого места.

– В этом я смогу вам помочь, – ответил он.

Запинаясь, я описала наш район.

– А, квартал торговцев, – протянул он. – Давненько я там не бывал. Но найти его не трудно. Вот, смотрите. – Он встал на колени и здоровой рукой начертил на земле карту. Ни одно из его движений не оставляло ни малейшего следа, но по слабому свечению призрачной ладони я сумела понять указания.

– А если я выберу эту дорогу? – спросила я.

Свет новой зари начал растекаться по площади. Я обернулась, но старый голландец исчез. Непонятно, что с ним случилось – то ли он наконец истаял и хрупкие остатки испарились под яркими солнечными лучами, то ли из-за преклонного возраста его можно было видеть только при лунном свете. Как бы то ни было, я уныло села. Птицы чирикали, туманная дымка стелилась над охладившейся за ночь водой в чаше фонтана. Оказывается, я ослабла – так ослабла и так пала духом, что прилегла у стен Стадтхейса, как любая уличная нищенка.

Когда я опять проснулась, солнце стояло высоко в небе. Я спешно отправилась в путь, так как внезапно мной овладела тревога за тело. Указания голландца четко отпечатались в голове. Каким-то образом ему удалось ясно и кратко внушить мне цельную картину города, и вскоре я очутилась на знакомых улицах. По мере приближения к дому мой шаг ускорялся, но потом я застыла на месте. Прямо перед дверью стоял бычьеголовый демон.

Он замер со скрещенными руками и опущенной головой. Бычья башка клонилась вперед, выражая скуку, которая была бы смешна в менее ужасающем создании. Я лихорадочно вжалась в стену, чувствуя сопротивление кирпича. Мысли вращались, словно вихрь бумажных клочьев. Почему он находился здесь? И почему я не ощутила того же удушья, что испытывала ранее? Можно оправдать это тем, что демон тут один, а прошлой ночью улица была полна духов, но что толку дурачить себя. Моя бдительность ослабла, каждое столкновение с мертвыми сближало меня с ними. Я почувствовала дурноту.