Анна Гале - Ненагляда

Переглянулись испуганно Тихомира и Дарёнка, зашептала молитву Мирина. Побледнел Воислав, поднялся с места. Неужто давний обман открылся? Да где уж? Те, кто хоть что-то знал, – все давным-давно в ином мире. Только почему тогда ломятся в дом так почитавшие и уважавшие его селяне?

– Не открывай, батюшка! – испуганно прошептала Тихомира.

Её рука невольно коснулась живота.

Дарёнка молча приобняла сестру. Мирина торопливо крестилась и тихо шептала молитву.

– Не открывают виновные, – твёрдо произнёс Воислав и двинулся к двери.

Распахнуть её не успел: тяжёлая дубовая дверь рухнула под множеством мощных ударов. В дом ввалились селяне, все, кто смог поместиться в горнице. Со двора доносился недовольные голоса тех, для кого в доме не хватило места. Воислав стоял посреди комнаты, руки его чуть заметно подрагивали.

– Почто явились ко мне, как к разбойнику? – жёстко спросил он.

Мнутся мужики, переглядываются. Выступил вперёд старый Ждан, усы густые пригладил, лысину почесал и говорит вкрадчиво:

– Странность одна есть, Воислав, очень уж большая, и прояснить её только ты можешь. Хожу я, значит, часто на кладбище, и вот заметил – в последнее время птиц там стало много. Слишком уж много. Вот мы и хотим узнать, как ты это объяснишь.

– Умом рехнулся? – резко сказал Воислав. – Я-то здесь при чём? И что странного в том, что на кладбище летают птицы? Ты бы ещё землю копнул и червей могильных посчитал!

– Ох, и дивно ведут себя эти птицы, – протянул Ждан. – Кружат они всё время над одной и той же могилой, на крест садятся, да кричат так горестно, будто птенцов своих оплакивают. И птицы-то сплошь немирные – вороны, ястребы, коршуны, стервятники… Видел кто раньше, чтобы они вместе стаей собирались?

– Колдовство это! Колдовство, не иначе! – зароптали мужики у него за спиной.

– Ты, Ждан, точно разум потерял! – недобро прищурился Воислав. – Коли меня в колдовстве обвиняешь.

– Птицы прилетают на могилу Доброгневы и тоскуют по твоей жене. Что бы это значило, а, Воислав?

– Наша мать была так прекрасна душой, что даже птицы скорбят о ней, – подала голос Мирина.

– Ой ли? – с откровенной злобой прошипел Ждан. – А может, ты, Воислав, не всё рассказал о том, что произошло в лесу двадцать пять зим назад? Откуда взялась твоя Доброгнева? Сколько народу в тот год сгинуло в чащобах, лишь ошмётки их плоти, кости раскиданные да обрывки одежды остались. Многие искусные охотники из разных поселений собирались уничтожить чудовище, коего никто не видел, но ни один из охотников не вернулся. Кроме тебя, Воислав, – голос отвергнутого Дарёнкой жениха зазвучал зловеще. – Ты вернулся из леса с Доброгневой и сказал, что убил чудовище и сжёг его. Ты уверял, что спас девушку, и все тебе поверили. Потом вы поженились, и ты построил дом на окраине селения, у леса, подальше от людских глаз…

– Все знают это, Ждан, – холодно произнёс Воислав. – Что с того?

– А то, что с лета до зимы и с зимы до лета над лесом летали птицы, великое множество хищных птиц! – выплюнул Ждан. – Все, кто это видел, на всю жизнь запомнили тучи воронов, ястребов, соколов, стервятников. Птиц было так много, что они заслоняли солнце! А потом, когда ты вернулся с Доброгневой, птицы исчезли, будто их и не было. Ты так и не рассказал никому, Воислав, как выглядело то самое, убитое тобой чудовище. Никто, кроме тебя, не видел его трупа. И ни один человек на селе так и не знает, откуда взялась Доброгнева и кто были её родные. Зато среди нас есть тот, кто видел чудовище. Ужасное создание тоже видело человека, но не тронуло его и выпустило из леса – тогда он был совсем ещё ребенком. Выходи, Невзор! Расскажи при всём народе, что ты видел!

Из толпы силой вытолкнули вперёд коренастого краснолицего Невзора.

– Ну, того… этого… – замямлил он. – Птица это была. Огромадная, под потолок ростом. Жуть жуткая, один глаз у неё огнём горел, – Невзор поёжился. – А второй, чёрный – будто мертвый. И перья острые: как крылом взмахнула – ветки порубленные так и полетели. Когти – словно кинжалы, клюв огромный…

– Тебе сколько лет тогда было, умник? – сердито перебил Воислав.

– Пятую весну он, почитай, тогда встретил, – пискнула из-за мужских спин старуха Ачима, мать Невзора.

– Пятую весну! – передразнил Воислав. – Приснилась тебе твоя птица. Или испужался чего в лесу, да привиделась такая жуть. Много ли младенцу надо, чтобы испугаться?

– Не приснилась! – упёрся Невзор.

Ох, плохо дело! Сжимает Воислав руку в кулак от бессилия.

Знает отвергнутый Дарёнкой Ждан, что делает. Удивительно, как ещё не кинулся народ на Воислава. Да ладно бы – только на него. Если дело дойдёт до расправы, всех порешат, и Тихомиру беременную – в первую очередь. А потом и до Златоцветы с детишками доберутся: молва быстро в соседнее село донесёт, кем была Доброгнева-покойница.

– А коль приснилось, так ответь, откуда твоя Доброгнева взялась? Какого она рода? – вдруг требовательно заверещала Богдана – свекровь Тихомиры. – И кого наша невестушка носит, а?

– Матушка, да что ж вы такое говорите? – подала дрожащий голос Тихомира.

– Я тебе не матушка! – завопила Богдана. – Тьфу, бесовское отродье! Приворожила моего сына, не иначе!

– Не блажи! – рыкнул на неё Воислав. Он обвёл селян тяжёлым взглядом. – Стыд вам всем на покойницу наговаривать! В лесу я Доброгневу встретил, от чудовища спас. И настоль она была напугана, что не помнила ничего. Так к ней память и не вернулась.

– Не лги, Воислав! – Ждан придвинулся почти вплотную. – Вороны, коршуны да ястребы уж несколько месяцев её оплакивают. Доброгнева и была той птицей чудовищной, что народ в лесу убивала. А ты что натворил? В село её привел, всех обманул, да ещё и дочерей с Доброгневой нажил. Грех это. Смертный! – вдруг завизжал по-бабьи Ждан.

Он с силой толкнул Воислава. Ожили мужики, кто нож поднял, кто топор.

– Бей их! – пронзительно завопила Богдана. – Всех изничтожить, чтоб и следа проклятого колдовского семени не осталось!

Взмахнул топор над головой Воислава. Кинулась Дарёнка, не помня себя, к отцу, закрыла собой Тихомиру Мирина. Охнули вдруг селяне – кто на месте застыл на мгновенье, кто назад отступать начал: глядят – вместо Дарёнушки птица огромная пулей к незваным гостям подлетает. Перья острые, что топор, клювом гигантским щёлкает, когти вперёд выставила как кинжалы. Крылом взмахнула, и упал на пол чей-то топорик вместе с рукой отрубленной. Шум поднялся, замелькали ножи и топоры, да все тут же на пол и попадали. Только мясо и кости человеческие по дому полетели. Только вопли боли страшные обрывались предсмертными хрипами.

Уткнулся Воислав лицом в пол, голову разбитую руками прикрывает.

Зачем, зачем только пришли к нему селяне? Воиславу с дочерьми – на горе, себе – на погибель лютую. Доброгнева его любимая рассказывала: коли напугает или обидит кто женщину из её рода сильно – превратится та в кровожадное чудовище. Но если любовь живет в её сердце – проживёт женщина всю жизнь, не подозревая о страшном даре, что из поколения в поколение передаётся. А коли мальчика родит, навсегда обычным человеком станет – и она, и все потомки её.