Томас Лиготти - Ноктуарий. Театр гротеска [сборник litres]

Несколько первых недель киоск не знал отбоя от желающих купить мою бодягу желтушного оттенка – причем не местных даже, а прибывших откуда-то еще. У каждого, или почти у каждого, я подмечал в руке или в кармане брошюрку. Однажды одну такую забыли у меня на прилавке, и, улучив свободную минуту, я проглядел ее. Обложка буклетика зазывала: «РАЗВЛЕКИТЕСЬ В НАШЕМ ВЕСЕЛОМ ГОРОДЕ». Внутри сыскалось несколько снимков «достопримечательностей», какие наш город мог предложить любопытному туристу. Тут я восхитился замыслом градоначальника: мало того, что никто не знал даже этого человека, забравшего наши последние гроши на строительство масштабных декораций, каких наш город еще не видывал, и несомненно поимевшего с этих проектов свою выгоду, – так еще и гениальное приложение усилий обеспечило столь беспрецедентный приток доходов в наш городок.

Конечно, по-настоящему процветал здесь один лишь он: ежедневно, а порой и ежечасно деньги изымались из всех аттракционов и торговых точек, из города выезжали машины, охраняемые людьми, судя по всему до зубов вооруженными. Кроме того, я заметил, что среди туристов сновали шпионы, приставленные специально для слежки за местными жителями, чтобы убедиться, что ни один из нас не присвоил себе пару лишних грошей из той прибыли, которая обрушилась на наш город. Тем не менее если раньше от нашего руководства мы не ждали ничего, кроме медленного обнищания, сейчас у нас появился шанс хоть как-то свести концы с концами.

Однако же в один прекрасный день поток туристов стал редеть. Вскоре новый бизнес города сошел на нет. Люди с суровыми лицами перестали раскатывать на инкассаторской машине, и мы начали опасаться худшего. Однажды вечером мы, нерешительно посматривая по сторонам, собрались на главной площади под провисшим баннером, сообщавшим: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВЕСЕЛЫЙ ГОРОДОК».

– Кажется, все, – сказал Риттер, все еще обряженный в униформу смотрителя нужников.

– Есть только один способ проверить, – произнес Лиман, уже переодевшийся в свою взрослую одежду.

За несколько недель до наступления зимы мы снова отправились в пригород под серым небом. Приближались сумерки, и, задолго до того, как мы добрались до сарая управляющего, мы увидели, что внутри не тлеет красноватый свет. Тем не менее мы обыскали сарай. Потом проверили ферму. Градоначальника нигде не было. Деньги тоже пропали. Мы вообще ничего не нашли.

Когда остальные махнули на все рукой и стали возвращаться в город, я остался. Вскоре прибудет еще один градоначальник, и я не хотел видеть, какую форму управления он выберет. Так было всегда – одно начальство сменяло другое, каждое новое демонстрировало признаки еще большего вырождения, как будто проходя обратный эволюционный путь, в конце которого было… что? Неизвестно. Сколько еще их придет и уйдет, унося с собой все больше и больше от того места, где я родился – и уже начинал стареть? Я думал о том, как изменился город со времен моего детства. Думал о юношеской мечте купить дом в Хилл. Думал о доставочном деле.

Я шел в противоположном от города направлении. Шел, пока не наткнулся на шоссе. Вдоль него я вышагивал до тех пор, пока не оказался в другом городе. Так я и миновал их – большие и маленькие, один за другим, останавливаясь в каждом, подрабатывая то здесь, то там подметальщиком, перебиваясь случайными заработками, что держали меня на плаву – и позволяли продолжать путь. Все они управлялись в соответствии с теми же принципами, что и мой старый родной город, хоть я и не встречал ни одного, зашедшего столь же далеко на пути к упадку. Я бежал оттуда в надежде найти что-то другое, основанное на иных принципах и живущее иной жизнью, – но нигде ничего подобного не находил. Кажется, ничего больше не оставалось, кроме как остановиться.

Однажды, вскоре после того, как я полностью осознал вышеупомянутые факты своего существования, я сидел за стойкой маленькой вшивой кофейни. Была поздняя ночь, я ел суп, размышляя, как бы со всем этим покончить. Такая кофейня могла с равным успехом находиться как в утлой провинции, так и в городе-миллионнике. Теперь я вспоминаю, что она примостилась под эстакадой шоссе, так что второй вариант был вероятнее.

Единственным посетителем, не считая меня, был хорошо одетый мужчина у дальнего конца стойки. Он пил кофе и, как я заметил, время от времени искоса поглядывал на меня.

Я повернул к нему голову и тяжело уставился на него.

Он улыбнулся и спросил:

– Я могу подсесть?

– Можете делать все, что угодно, я все равно ухожу.

– Не спешите, – сказал он, взгромождаясь на соседний барный табурет. – Чем вы занимаетесь?

– Ничем особенным. А что?

– Ну, вы просто показались мне тем, кто знает свое дело. Вы много где побывали, да?

– Да, надо полагать.

– Вот, я тоже так подумал. Послушайте, я обращаюсь к вам не просто так. Я ищу таких людей, как вы, и получаю за это комиссионные. И я думаю, у вас есть все, что нам нужно.

– А что вам нужно? – спросил я.

– Нам нужны градоначальники, – торжественно ответил он. Я доел суп. Вытер рот бумажной салфеткой и бросил:

– Я вас слушаю.

Ничего другого мне все равно не оставалось.

В ту пору, когда я повстречал автора нижеследующих рассказов, человека, значительно превосходившего меня по возрасту, я переживал творческий кризис – мое сочинительство застопорилось. В такой же ситуации находился и он, причем дела его обстояли намного хуже.

– Я всегда хотел вырваться из тисков шоу-бизнеса, – признался он как-то. Мы оба тогда сидели за уединенным столиком в круглосуточной кофейне, где и проходили наши встречи под покровом ночи.

Познакомила нас официантка поздней смены, заметившая, что мы с тем мужчиной во многом схожи. И правда, мы заявлялись сюда, просиживали тут часы напролет, куря сигареты одной и той же марки, хлебая ужасный кофе без кофеина, что здесь подается, и, как положено, записывая что-то в блокнотах, которые всегда держали под рукой.

– Все мифы человечества – не что иное, как шоу-бизнес, – сказал мне этот человек во время нашей первой встречи. – Все, чем мы якобы живем, все, ради чего и из-за чего якобы умираем, будь то Священное Писание или лозунги-однодневки, – это сплошь шоу-бизнес, и только. Взлеты и падения империй – шоу-бизнес. Научные и философские изыскания, да и вообще всякая академическая дисциплина в подлунном мире и сама луна в довесок – это все шоу-бизнес, такой же голимый и непритязательный, как и колебания всяких вот этих вот сгустков материи там, на улице. – Он кивнул на окно возле столика, за которым мы сидели.

– А что насчет снов? – спросил я, думая, что нашел-таки исключение из его догматической концепции или, по крайней мере, нечто похожее на исключение.