Томас Лиготти - Ноктуарий. Театр гротеска [сборник litres]

– Когда все это закончится, Дэниел? Каждый раз, когда я заговариваю о тебе, мама молчит как рыба. Чепуха какая-то, ей-богу.

– Видимо, стоит винить во всем силы нечистой Вселенной? – развел я руками.

– Чего-чего? – озадачилась сестра.

– Во внешнем мире смысла искать не стоит, если ты еще не поняла. Суть – она в наших головах, как говорит папа.

– Не знаю, на что ты намекаешь, но об одном прошу – не говори матери о том, что мы с тобой болтали. Если выдашь – больше ничегошеньки тебе не скажу, – пригрозила она напоследок, взбегая на второй этаж.

Я пошел за ней. Рядом с отцом на диване уже сидела мама, вскрывая изобилие коробочек, вытаскивая из сумок уйму разных вещиц – видимо, показывая, что они с Элизой накупили, пока гуляли. Я присел на стул напротив них.

– Привет, малыш, – сказала моя мать.

– Привет, мам, – ответил я и обратился к отцу: – Пап, можно я кое-что спрошу?

Он по-прежнему выглядел слегка не в себе.

– Папа?..

– Твой отец очень устал, солнышко.

– Знаю. Я просто хотел кое-что у него спросить. Пап, когда ты говорил с тем парнем, ты что-то сказал про три… принципа – вроде так ты их назвал?

– Страны, божества, – произнес отец, будто выходя из глубокого ступора. – То, что мешает ясному постижению мира.

– Ага. Но есть же еще третий принцип. Ты никогда не говорил о нем.

Но отец уже умолк, сверля пол опустошенным взглядом. Мать же почему-то улыбалась. Она-то уж точно слышала обо всем этом не один раз.

– Третий принцип? – переспросила она, выпуская сигаретный дым в мою сторону. – Что ж, третий принцип – это семья, солнышко.

Однажды серым утром, незадолго до начала зимы, по городу пронеслась тревожная весть: градоначальник пропал из своего кабинета, и никто не может его нигде сыскать. Народ поначалу пустил все на самотек – такое ведь случалось и раньше, и всегда единственной на такие обстоятельства реакцией служило невмешательство.

Кернс, старый водитель трамвая, таскавшегося вверх-вниз по главной улице, первым осторожно высказал мысль о том, что градоначальник больше уж не вернется, ибо пребывает ныне не с нами во всех смыслах этих слов. Шагая к своему дому от трамвайного депо на другом конце города, он подметил, что тусклая лампа, обычно горевшая в кабинетном окне градоначальника, погасла.

Само по себе это ничего не значило – возможно, просто перегорела лампочка или перемкнуло в электросети здания. Может, и чего посерьезнее случилось, коль скоро не горел даже свет в апартаментах этажом выше кабинета градоначальника, которые он занимал с момента своего вступления в должность. Вообще, мы все знали его как человека, особо не беспокоящегося о коммунальных проблемах ни у себя в офисе, ни даже в собственной квартире.

В итоге самовольное народное собрание у муниципалитета активно обсуждало версии случившегося – перегоревшая лампочка или короткое замыкание в сети? – со все нарастающим возбуждением. Больше всех тревожился, понятное дело, сам Кернс, который как-никак проникся проблемой на пару минут раньше всех остальных. Мы не в первый раз, как я уже упоминал, имели дело с такими выходками градоначальника, но только водитель трамвая, призвавший нас к решительным действиям, впервые положил конец одним пустым пересудам.

– Нужно что-то предпринять, – сказал он. – Пора бы уже и разобраться, что с ним не так.

Риттер, державший в городе скобяную лавку, вскрыл дверь кабинета градоначальника, и несколько человек вошли внутрь. Комната выглядела чисто – должно быть, из-за почти полного отсутствия мебели. Все, что здесь стояло, – стол, стул и одинокая лампа на нем. Вокруг – только голые стены. Самые любопытные из нас ничего не нашли даже в ящиках стола. Риттер проверил розетку, в которую была включена лампа; кто-то вызвался сходить проверить щит с предохранителями. Вся эта суета только оттягивала неизбежное – все боялись включить эту лампу и узнать, действительно ли лампочка перегорела, или кабинет кто-то погрузил во мрак умышленно. Последнее, как все понимали, прямо указало бы на то, что на управе градоначальника кто-то поставил крест.

Были времена, когда успешной заменой городской администрации служила церковная ратуша, что возвышалась над южным околотком главной улицы. Освещалась она, само собой, не какой-нибудь там утлой лампой, навинченной на край потертого стола, а огромной люстрой, и та, подобно маяку, сигнализировала о том, что главный чиновник города все еще с нами. Когда ратуша пришла в упадок и ее забросили, органы управления перебрались сюда, и перебоев с электроэнергией не было – светились и верхние этажи старой филармонии (со временем закрывшейся), и витрины магазинов внизу. Теперь вот, неожиданно для всех, пришел день, когда со светом в городе стало совсем худо.

– Его тут нет, – крикнул сверху Кернс, проверивший апартаменты градоначальника.

Тогда я набрался храбрости, сунул руку за абажур и щелкнул кнопкой, что венчала его. Лампа включилась – и все сразу умолкли. После затянувшейся тишины кто-то – по сей день не могу вспомнить, кому же тот голос принадлежал, – произнес:

– Он… он нас бросил.

Слова эти разнеслись по толпе за дверями кабинета… и в итоге все узнали правду. Мы не заблуждались тогда, сваливая все на какую-то ошибку или плутовство. Ни ошибки тут, ни плутовства быть не могло – ибо прежний градоначальник однозначно сложил полномочия, и все, что нам оставалось, – ждать нового назначения сверху, если таковое еще не было сделано.

Но сидеть сложа руки тоже не хотелось, и весь остаток того серого утра и дня отвели мы на поиски. За время моей жизни в городе поиски пропавших людей – а градоначальники у нас исчезали регулярно, сменяя друг друга, – с каждым годом проходили все быстрее и эффективнее, потому как построек и домов стало гораздо меньше, чем в дни моих детства и юности. Некогда оживленные кварталы города превратились в пустыри с битым стеклом и пожухшими сорняками – все в угоду некоему пришедшему незнамо откуда духу упадка. Когда я был молод и полон амбиций, клялся, что куплю дом в центральном районе с названием Хилл. Собственно, это название за ним и поныне значится – вот только из процветающего уголка он превратился в грубую плешь на лице города, почти сровнявшуюся с землей.

Убедившись, что управителя в городе более нет, мы отправились в пригород и поиски продолжили уже там – прочесывая окрестности таким же образом. Как я уже упоминал, дело шло к зиме, и прямому обзору мешали только ветви нагих деревьев. Продвигаясь по затвердевшей земле, поисковая наша группа старалась покрыть каждый метр, но до профессиональных спасателей нам, само собой, было далеко.

Раньше, когда градоначальник пропадал и лампа в его кабинете гасла, нам ни разу не удавалось отыскать его – ни живым, ни мертвым. Собственно, и в этот раз мы не надеялись на успех, а просто хотели отчитаться перед грядущим новым управителем, что пытались отыскать его предшественника. Для каждого следующего градоначальника этот ритуал значил все меньше и меньше, а последний, сдается мне, и вовсе не принял наши попытки найти своего предшественника всерьез. Когда, придя к нему, мы доложили, что рыскали в снежной буре и сделали все, что могли, он, отделавшись сухо брошенным «что ж, вы молодцы», велел нам идти по домам, а сам вернулся к себе – досыпать.