Виктория Шваб - Ближняя Ведьма [litres]

Дверь ведет в прихожую, и мне вдруг страшно хочется туда, где нет толчеи, подальше от этих женщин.

Фигура сгорбленной горем миссис Поттер слишком напоминает мне маму, склонявшуюся сперва у постели отца, потом над квашней с тестом, страдавшую молча, пока вся деревня ходила вокруг нашего дома. Люди – кто обнимает и целует, кто гладит по волосам… Тихий гул молитв и утешений, ласковые пожатия пальцев.

Я прохожу по коридору к комнате Сесилии, поворачиваю ручку и исчезаю внутри.

Одеяло откинуто. У прикроватного коврика завернулся угол, как будто по полу пробежала пара маленьких ног, совсем еще сонных.

А вот и окно, сейчас оно закрыто. Я провожу пальцами по внутренней задвижке. Снаружи вторая, точно такая же, как отражение в зеркале, только наружная пока еще не заперта. Я отодвигаю металлический стерженек внутренней щеколды, и рама легко приоткрывается. Ощупываю ее – дерево старое, потрескавшееся. Не верится мне, чтобы шестилетний ребенок сумел ее сдвинуть. Я толкаю, и рама неохотно подается с таким надсадным скрипом, что я оглядываюсь, не услышал ли кто. За окном раскинулось поросшее бурьяном поле. Единственный признак вторжения – затоптанные пятачки в нескольких ярдах от дома, где трава явно примята мужскими сапогами. Незаметно, чтобы из окна кто-то падал или выпрыгивал, под окном нет следов ног. Вообще никаких следов. Я уже собираюсь выйти из комнаты, но вспоминаю Коула и ту тропку, будто проторенную ветром.

Поначалу я не вижу ничего особенного – разве что несколько крыш поодаль. Затем, постепенно, мир начинает менять очертания, что-то перестает бросаться в глаза, другое становится заметным. Появляется тень, более длинная, чем ей бы полагалось, учитывая, как высоко стоит солнце. Слегка примятая трава клонится точно так же, в точности как у дома Эдгара. Подобрав подол, я заношу ногу и ставлю башмак на подоконник, собираясь выпрыгнуть.

– Гнать его прочь из деревни!

Я слезаю с окна и прижимаюсь к стене. Мое дыхание так участилось, что я начинаю задыхаться, как после быстрого бега. За угол дома Сесилии завернули дядя и несколько дозорных, они останавливаются прямо под окном.

– Что же, дадим ему уйти?

– А ты предлагаешь позволить ему вернуться? Нет уж, риск слишком велик, – этот голос, грубый и низкий, звучит резко, уверенно рассекает холодный воздух. Отто. Я замираю, вцепившись пальцами в тонкую занавеску.

– Эрик вроде бы видел его здесь вечером, – включается в разговор мистер Уорд. – Говорит, это точно.

Эрик Портер, отец Сесилии.

– Во сколько? – спрашивает Отто.

– Поздно. Эрик говорит, не мог заснуть, стоял на крыльце. Божится, что тот парень шнырял рядом.

Ложь. Наверняка. Коул сказал, что увидел меня и решил пойти следом. Он никак не мог бы оказаться здесь. И мы никогда не приходили сюда вместе. Я сжимаю ткань с такой силой, что костяшки пальцев становятся белыми. У страха глаза велики, вот и мерещатся призраки.

– Других доказательств у тебя нет? – возражает Бо с поразительным безразличием в голосе. Я представляю, как он пожимает при этом плечами и охотничьим ножом выковыривает грязь из-под ногтей.

– Да он подонок, – запальчиво бросает Тайлер, и я вспоминаю его лицо раньше, у нас в коридоре, уязвленное самолюбие и что-то еще похуже.

Тайлер. Если он здесь, значит Отто уже знает, что дома меня нет.

Нервно сглотнув, я прижимаюсь к стене рядом с окном. Мне надо постараться успеть сделать сегодня побольше.

– Чего ж вам еще нужно? – продолжает Тайлер.

– К сожалению, мальчик, – а это голос старика, звучит устало, но терпеливо, – этого мало, нужно кое-что посущественнее.

Я узнаю этот голос. Медленный и ровный. Третий член Совета, мастер Мэтью.

– Но Эрик сказал не только это, – вскидывается мистер Уорд. – Он наблюдал за чужаком, совсем вблизи, и вот что: только что чужак был там, перед ним, а потом вдруг раз – и будто рассыпался. Исчез, как не было.

С болезненно сжавшимся сердцем я вспоминаю ту первую ночь, когда впервые увидела Коула. Ставни захлопываются с грохотом, так что у меня звенит в ушах.

– Ты о чем толкуешь? – рычит Отто.

– Пропал. Прямо у него на глазах.

– Ты не заметил, что следов нигде нет, Отто? Никаких отпечатков? Может, эти штуки как-то связаны?

– У него рыльце в пушку.

– Мы должны от него избавиться.

Из страха не вырастает ничего хорошего , – говаривал мой отец. – Это ядовитая штука .

– А если он этого не делал?

– Он это сделал.

– Нам нужно заставить его разговориться, – говорит Тайлер. Я ясно слышу в его голосе насмешку. – Пусть скажет нам, где дети.

– Ты забыл, что его защищают сестры, – напоминает мастер Мэтью.

– Но кто защитит их ?

Повисает долгое молчание.

– Погодите, погодите, – нервно вступает еще кто-то.

– Мы не хотим…

– Почему? Только не говорите мне, что вы всерьез боитесь этих колдуний. Они уж высохли совсем, и вся их ведьмовская сноровка тоже.

– А почему бы нам не пойти туда, наверх, да не потребовать, чтобы выдали нам чужака?

– Или будем ждать, пока другие дети пропадут? – громыхает бас моего дяди. – Все началось, когда появился этот парень. Скольких еще детей мы хотим лишиться? Джек, у тебя мальчонка. Ты что же, готов потерять Райли из-за того, что боишься двух старых ведьм? У моей невестки две девочки, и я на все пойду, чтобы их защитить.

– Мэтью! – Отто обращается к старику за поддержкой, и я представляю себе члена Совета. Лицо у него мягче, чем у других, из-за крохотных очков, сидящих на носу, сонно смотрят голубые глаза.

Остальные мужчины одобрительно гудят. Мэтью, судя по всему, кивнул. Мне слышен звук, металл звякает о каменную стену дома. Ружья?

Я отваживаюсь сделать маленький шажок вдоль стены.

– Ну, тогда идем, – громогласно подводит итог дядя. – Положим этому конец.

Он хлопает ладонью по стене так неожиданно, что я вздрагиваю и ударяюсь о низко висящую полку. Голоса стихают, а у меня бешено бьется сердце, их слова эхом отдаются в ушах. Они нагородили лжи, обвиняя его. Но сейчас, когда пропадают дети и некого обвинить, сойдет и ложь.

Я должна предупредить Коула.

Я поворачиваю на юг на ту самую тропу, по которой уходила Дреска, ту, которая огибает деревенскую площадь. Под отцовскими башмаками осыпается земля. Это очень извилистая тропка, мужчины по такой ни за что не пойдут. Если я поспешу, смогу добраться до сестер раньше их.

Я бегу по окраине села. На темной пустоши мне мерещится Коул, его светящиеся глаза. Порыв ветра налетает на него, и он растворяется, как дымок.

Отогнав эту мысль, я спешу на восток.

Натянув рукава до самых пальцев, я ругаю себя, что не оделась потеплее. Ветер на склоне жалит больно. Я уже добралась до низкой каменной стены. Когда впереди показывается дом сестричек, у меня внутри все сжимается, но я тут же с облегчением вижу, что дом стоит нетронутый. Я обогнала дядин отряд. Подхожу вдоль стены поближе, но останавливаюсь. Надо все обдумать.