Мария Британ - Чувствуй себя как дома

«Трясись тише», – приказываю я себе. Разойдись по швам, но трясись тише.

Мы петляем по офисным коридорам. И все идет по плану, пока я – кретин! – не выдаю себя и не заворачиваю за угол раньше времени. Мы сталкиваемся с Хлопушкой нос к носу. Она отпрыгивает и шумно вздыхает.

– Что ты творишь?

– А ты?

– Не валяй дурака.

– Тебя ищу, – признаюсь я. – Головная боль, да? Заблудилась?

– Ты за мной следишь, – подытоживает Тора.

– Ты ведь любишь прятки.

– Нет…

– Любишь. А еще любишь Тартини и звездное небо. Любишь, когда я тебя заплетаю. Ты боишься того, что любишь. Почему?

Тора долго не отвечает – смотрит в пол и сопит.

– Ладно… – наконец произносит она и будто уменьшается раза в два. – Ты прав, мне нужно поделиться этим с кем-нибудь.

И, схватив меня за руку, шагает во тьму. Ее силуэт похож на облако. На крохотное пятнышко в небе, до которого я никак не доберусь. Все лестницы малы.

– А если нас засекут? – уточняю я.

– Ш-ш-ш! – Тора прижимает палец к губам. – Лида одолжила мне ключ от своего кабинета. Я занимаюсь у нее. И… заткнись, Захар. Бруно любит гулять по ночам.

Темнота обволакивает нас, уплотняется, застывает. Мы бродим в пустом кубе без щелей и ламп. Мы – шарики в погремушке. Одно неверное движение – и все проснутся.

Тора сует ключ в замок. Я молюсь, чтобы дверь Лиды не скрипела. Даже тихий щелчок сейчас кажется рыком динозавра.

Мы проскальзываем в кабинет. Как и у Бруно, здесь все заставлено часами. Zahnrad, Zahnrad, Zahnrad…

Хлопушка запирается и включает лампу.

– Задерни шторы.

Я осматриваюсь: между часами висят плакаты Кайли Миноуг. Распахнутый шкаф нафарширован разноцветными лосинами. Верхнюю полку занимает коллекция лаков для ногтей и потертый плеер.

– Зачем Лида хранит это… в кабинете? У нее что, нет дома?

– Она иногда ночует здесь. Часто закатывает Бруно скандалы, любит хлопать дверями. Бывает и такое, что не возвращается до утра, лишь бы пощекотать ему нервы. Когда-то, после очередной ссоры, она устроила себе салон красоты, – улыбается Тора. – Выглядела сногсшибательно, настоящая Кайли Миноуг. Бруно чуть в обморок не грохнулся. Покупает ей теперь лосины каждый раз. Есть мужчины, дарящие цветы или шампанское, а он – лосины.

– Вот это парочка, – присвистываю я, пытаясь сосчитать, сколько лосин напичкано в шкаф. Бесполезная затея.

Или…

Из-под разноцветной горы торчит блондинистый парик. Неряшливые косы подметают пол.

Добрый день. А я вам фрукты принесла. Дай, думаю, порадую любимых соседей.

Какой замечательный у вас мальчишка! Почему он в углу?

Вы водили его к врачу?

Это детская фантазия. Но я бы не распространялась на вашем месте…

Двенадцать раз в год – яблоки (или клубника, смородина – по сезону). Двенадцать – тонкий голосок, поражающий дом не хуже плесени. Когда она щебетала у нас в кухне, я всегда был под прожектором.

Она знала меня лучше родителей. Она насмехалась над моей воспаленной фантазией. Воробей ее боялся. Я – тоже.

– Так… Так это Лида? – бледнею я. – Соседи говорили, что ей скучно. Что у нее нет семьи, и она надоедает всем, лишь бы не сидеть дома перед теликом.

– А что говорил ты? – вскидывает брови Тора.

– Ничего. Мне было страшно. О боже… в парике она совсем другая ! И голос…

– Лида отличная актриса. Ее обязанностью было обследовать Zahnrad и не привлекать к себе лишнего внимания. Что-то вроде медосмотра.

– Теперь ясно, почему Воробей молчал…

– Все дома ее боялись, – разводит руками Тора. – Как и все умирающие люди боятся врачей и своей болезни.

Мы пялимся на парик. Та, старая, Лида до сих пор вызывает у меня желание забиться в угол.

– Как она успевает работать и в милиции, и на заводе? – недоумеваю я.

– Гибкий график. Но… мы сюда пришли не за этим. – Тора прячет блондинистые косы под гору лосин, подплывает к столу и достает из верхнего ящика огромную коробку.

Я заглядываю внутрь: на дне лежат шестеренки, циферблат и листочки с заметками.

– Мои разработки, – шепчет Тора. В ее зрачках отражаются стрелки и цифры. Я бы не удивился, если бы внутри, за ребрами, у Хлопушки обнаружилась такая же штуковина.

– Зачем?

– Если я сконструирую сердце, Ворон оживет. Хотя… к черту «если». Сконструирую! Я стащила инструкции у наших механиков. Искала брак, выводила формулы, строила теории, почему дома сходят с ума. И у меня получилось, Захар, представляешь? Получилось!

Я слышу, как наши сердца тикают. Громко-громко, как Zahnrad. Клац-клац-клац. Цокают вставными челюстями.

– И… Что с ними было?

– Часы спешили. Сначала на минут пять. Потом – на десять. Они мчались, как бегуны на соревнованиях, но без передышки, старели… Для домов время летело со скоростью света, их рассудок не выдерживал, – морщится Тора. Ее лицо искажается, как в кривом зеркале. – Я вылечу Ворона. Поломанные часы – не приговор. Это всего лишь ОРВИ.

– Вылечишь? Как?

– Сделаю ингаляцию, – фыркает Тора. – Захар… Ворон вернется. Я спасу его. Я все исправлю. Ты простишь меня? Простишь?

На ее ресницах – слезы. Нет, я ошибся, она по-прежнему моя – хрупкая маленькая девочка, слышащая голоса домов лучше, чем кто-либо, просто ее жизнь наполнена страхами и чувством вины.

И все потому, что она дружит с домами.

Мне до боли хочется сгрести Тору и спрятать в карман: от кота и когтереза, от родителей и самой себя. Я бы хранил ее там и кормил орехами.

– Ты не представляешь, как я рад, что нашел тебя.

Я притягиваю ее к себе и целую. О боги, она до сих пор пахнет яблоками. Я сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь.

Если бы существовал кастинг самых счастливых людей в мире, я бы занял первое место.

Если бы дарили лосины за красоту, мини-комната была бы набита ими до потолка.

Если бы Тора попала под дождь, я бы превратился в зонтик.

Я целую самую волшебную девушку на земле, а она отвечает мне взаимностью. Тора скучала. Скучала!

Я нащупываю выключатель.

Будь моим облаком, Тора. Помоги мне дотянуться до небес.

Как я мог забыть, какая нежная у тебя кожа и как сладко пахнут яблоки? Я исправлюсь, Тора. Я изучу тебя заново.

Закрой глаза – и ты увидишь прошлое. Поцарапанную, заваленную хламом фотопленку.

Закрой глаза – и ты дотянешься до звезд.

Закрой глаза.

Тора переселяется ко мне. Мы снова вместе – как раньше. Жаль только, что наш дом – это маленькая спальня, а не Ворон. Мы забрали из девятой комнаты проигрыватель. Теперь у нас все общее. Одни наушники на двоих. Один будильник. Один шкаф. Я мечтал об этом миллиард лет. А сейчас сижу и гадаю: сколько нужно делать вдохов в секунду, чтобы не умереть от счастья?

По мнению Торы – сто сорок. Я же считаю, что пятьсот.