Мария Британ - Чувствуй себя как дома

Хлопушка поговорила с Лидой и Ди, и те позволили ей тренировать меня раз в неделю. Я стараюсь ее не подводить, выкручиваю себя, как мокрое полотенце, и любуюсь ею, бегающей в фиолетовых колготках. Тора без ума от фиолетового, а я – от оранжевого.

Я купил Хлопушке две пары колготок: и оранжевые, и фиолетовые. Она их чередует: по понедельникам – мой любимый цвет, по вторникам – ее, и так до бесконечности.

– Мою коллекцию лосин вы не переплюнете, – смеется Лида.

Я преодолеваю все новые и новые трассы. Так студенты называют уровни в тренировочной комнате.

Ди виртуозно управляет рычагами – как на арфе играет. Я быстро учусь, Лида хвалит меня и через неделю позволяет самому пройти трассу. Если я буду продолжать в том же духе, через месяц сдам выпускной экзамен.

Лида готовит меня к «мухобойке». Так студенты называют десятую, завершающую трассу.

Обычно ученики выбирают для выпускного экзамена псевдо-Ворона, но сейчас он на реконструкции, и Бруно разрешил мне пройти последнюю трассу. С ней справляются единицы, поэтому она – достойная замена.

Я буду мухой без крылышек. Так студенты называют тех, кто преодолел мухобойку.

Да, я мог бы подождать, пока переоборудуют девятую комнату, но… Паршиво, когда твоя девушка рискует собой, убивая дома, а ты приседаешь, отжимаешься и ноешь, что устал. Поэтому по вечерам я тренируюсь до звездочек в глазах и оттачиваю реакцию, скорость, меткость. Учусь молчать, даже когда невыносимо сложно.

Лида и Тора косятся на меня, как на муху без крылышек. «Как же ты взлетишь?» – написано на их лицах.

– Иногда журнала недостаточно, чтобы прихлопнуть муху. Тельце ее искореженно, но она по-прежнему шевелится. У тебя есть неплохие шансы спасти свою шкуру! – язвит Ди.

А Тора… Тора почти забыла, что такое улыбка. Она все сильнее обнимает меня ночью, и когда наступает день икс, впервые подскакивает раньше будильника. Впервые не надевает фиолетовые колготки. Впервые не красит губы бордовой помадой.

Мы собираемся в тишине – робкой, ненадежной и нежной; такой, что кожа стен покрывается мурашками.

Через пару часов все решится, но… Что потом? Радоваться или валить отсюда?

И вот мы с Торой топчемся перед спортзалом.

– На завтрак не успеешь. Беги, – выдавливаю я и тащусь к двери.

– Захар! – выкрикивает она. – Не иди туда. Бруно не посмеет заставить.

Я замираю, и Тора обнимает меня за плечи.

– Я пришел сюда не для того, чтобы сразу уволиться.

– Бруно не выгонит тебя. Ворона переоборудуют, ты победишь его, и мы будем ломать Zahnrad вместе.

– Это подделка, а не Ворон. Да и вообще… Сколько ждать? Полгода? Год? Нет уж, я пройду десятую трассу.

– Мухобойку.

– Ты мне до сих пор не доверяешь. – Я разворачиваюсь к ней и заправляю выбившиеся из хвостика пряди за ухо. – Почему?

– Я… боюсь.

– Ты не можешь всю жизнь бояться.

– Могу. Могу! – кивает Тора, и пряди опять лезут ей в лицо.

Я мысленно усмехаюсь. Волосы, достойные хозяйки – такие же непослушные и в то же время беззащитно-мягкие.

– Перестань думать за меня, Тора. Тебе пора в отпуск .

Она понимает, о чем я, и приглаживает волосы, но те продолжают лезть в глаза.

– Мой брат травмировал ногу в мухобойке, – цедит Тора, глотая слезы. – Его никто не заставлял. Он постоянно что-то доказывал, доказывал, доказывал… Скорее себе, чем другим. Кости как-то не так срослись. Он мучился от болей, но все равно отправился на задание. Глупы-ы-ый. – Тора приподнимается на носочки и смотрит на меня, как на что-то недосягаемое. – Он не успел выбраться. Сгорел заживо.

– Тора… – шепчу я и прислоняюсь губами к ее лбу. – Я клянусь тебе, что успею.

– Бруно не отпускал его на задания, и когда узнал о произошедшем, очень разозлился, – хрипит Тора. – Конечно, студент без его ведома убил Zahnrad. Не было свистка. Как же не разозлиться?

Она всхлипывает и пытается отстраниться, но я прижимаю ее к себе.

– Обещаю, со мной ничего не случится. Завтра мы поедем на задание вместе.

– Честно-честно? – по-детски наивно спрашивает Тора.

– Честно-честно.

В спортзале душно и пахнет резиной. Здесь нет никого, кроме Лиды, качающей пресс.

– Подключайся!

Разминка больше меня не выматывает. Отжимания, гантели и растяжка даже из мухи сделают хищника. Иногда мне кажется, что мои мышцы разогреваются до температуры жареного стейка, и это круто.

Лида наблюдает за мной внимательнее обычного. Почти не улыбается, сутулится.

– Будь осторожен, Захар, – шепчет она.

– Я ведь уже проходил трассу без тебя. Не переживай, все будет хорошо, – заверяю я, но Лидино лицо по-прежнему непроницаемо.

– Осторожнее, чем обычно. Из мухобойки часто выносят студентов. Все вы бойцы, пока из спины не торчит нож.

Нет. Я справлюсь, без вариантов. Ради Торы. Я чувствую ее присутствие сквозь толстую стену спортзала. Должно быть, она отчаянно пытается вычленить из коридорной суеты наши голоса и бесится, потому что дверь заперта слишком плотно.

– Удачи! – хрипит Лида, когда я замираю на пороге тренировочного зала.

Бруно и Ди ждут меня у скамьи, о чем-то болтают, хмурятся – неестественные, чужие, будто прилетевшие с несовместимых планет. Им нельзя общаться. У них разные весовые категории.

Да и вообще, кот без когтей и девочка с божьими коровками вместо глаз – это не те ребята, в компании которых я бы мечтал завоевать мир.

Конструкция под потолком поскрипывает – старая, но надежная. Уборщицы постарались на славу: все блестит, на полу – ни пылинки. К мухобойке готовились тщательно.

Я кошусь на управляющие рычаги. Мой – красный. Последний и самый новый, хотя они все устанавливались одновременно. Многие поржавели, кое-где облупилась краска, а мой – нетронутый.

Никто не любит мухобойку.

– Привет, Захар! Как настроение? – интересуется Бруно и чересчур крепко пожимает мне руку. Небось проверяет, сколько упавших шкафов я выдержу, прежде чем превращусь в паштет.

Ди идет к рычагам.

А я надеваю бронежилет и каску и все жду, когда Бруно даст команду. Когда позволит мне со спокойной совестью расплющиться под шкафом. Но вместо этого он приземляется на скамью, такую крохотную для него, такую хрупкую. Снимает очки и по привычке протирает их галстуком.

Умник. Еще бы бинокль прихватил.

– Ну, поехали, – наконец говорит он.

Ди пялится на меня – белая, как молоко. Ее ниточки-косички потеряли контрастность, божьи коровки заледенели.

Она опускает рычаг.

Тишина давит на меня, на зал, на корпус. Триста килопаскаль [18] Паскаль – единица измерения давления в Международной системе единиц. Кило- одна из приставок, используемых в Международной системе единиц, означает 10 3 . , не меньше. Но шкафы не двигаются, потолок не рушится. Если бы я телепортировался к часам за секунду, то дотронулся бы до них не окровавленными ладонями.