Бентли Литтл - Сущность [litres]

Падре Хуарес нахмурился. Брат Родриго должен был знать свое место и не говорить, пока на то не будет его соизволения. Неужели здесь все относятся снисходительно к таким проявлениям непокорства? Однако и на сей раз падре был вынужден признать, что в словах монаха есть доля истины. Он посмотрел назад, на утопающую в глубокой грязи главную улицу деревни, и увидел, что к ним мелкими группами по двое или по трое приближаются местные индейцы. Повернулся к Хасинто Паредесу.

– Я желаю, чтобы вы собрали здесь всех дикарей, живущих в деревне, а также толмача, которые сможет перевести им мои слова. Я собираюсь дать указания лично, приказав исполнить Божью волю и построить эту церковь. После того, как я поем и приведу себя в порядок, я сам обращусь к здешней черни, а затем вы и ваши люди возглавите группы работников, которые будут по очереди копать землю и закладывать фундамент. Они будут работать с восхода до заката каждый день, кроме воскресенья, и не пройдет и года, как наша церковь будет готова.

Паредес покорно поклонился.

– Да, святой отец.

Падре Хуарес обратился к своей свите и велел им приказать рабам распаковать его вещи. Выбрав для своей резиденции наименее неприглядную из построенных испанцами времянок, сел за стол, и ему подали еду. Эта трапеза мало чем отличалась от тех, которые ему доводилось принимать на других аванпостах, но она показалась ему особенно вкусной и сытной, поскольку он вкушал ее в столь убогой обстановке.

Наконец падре был готов обратиться с пастырской речью к новообращенным и взобрался на повозку рядом с местом, где должна была быть построена церковь, встав лицом к монахам, солдатам и индейцам, собравшимся на соседнем поле, где падре Хуарес наметил разбить приходской сад.

Он начал свою речь с молитвы, и, когда его слова были переведены братом Аугусто, все разом благоговейно склонили головы. Затем падре заговорил о том, как важно построить в деревне церковь, здание, где будут идти богослужение и отправление обрядов и где жители смогут молиться.

– Остальные церкви уже построены или строятся, – сказал он, – и вы должны начать строительство и здесь, или же на вас падет гнев Божий.

Когда эти последние слова были переведены, индейцы начали нервно переговариваться и тревожно переглядываться, и падре Хуарес удовлетворенно кивнул. Наконец-то до них будет донесена его воля.

– Брат Франсиско пропал, – сказал он, завершая свою речь. – Теперь здесь командую я, и ныне я приказываю вам начать возведение Божьей церкви под моим началом и под началом брата Родриго.

Ответ был дан вожаком дикарей.

Опять непокорство.

– Он говорит, что они не могут этого сделать, – перевел брат Аугусто. – Говорит, что место, выбранное для церкви, – плохая земля. Они построят ее в любом другом месте, но только не здесь.

Падре Хуарес почувствовал, как в нем нарастает гнев. Эти туземцы не видели от него и его людей ничего, кроме добра, испанцы принесли им веру в истинного Бога и культуру, а также научили агротехнике, куда более эффективной, чем та, которая применялась прежде в этом языческом краю. А чем они отплатили своим благодетелям? Не благодарностью, а открытым неповиновением.

Он не позволит этим полуголым примитивным дикарям критиковать его решения, не позволит им диктовать ему условия. И, стараясь сдерживать свою ярость, он изрек:

– Скажите им, что это место было выбрано Богом , и, будучи всего лишь людьми, они не могут подвергать сомнению Его волю и отказываться повиноваться Его повелению. Они построят эту церковь и сделают это на освященной земле. Таков мой приказ, и на любое нежелание исполнить его, на любое неповиновение я отвечу карой скорой и справедливой.

Брат Аугусто заговорил на языке туземцев. Их вожак повернулся к ним и что-то сказал. Ответ был краток, и он повторил его брату Аугусто, как показалось Хуаресу, с выражением самодовольного удовлетворения на лице.

– Они не станут этого делать, святой отец.

– Что? – Падре Хуарес почувствовал, как к его лицу приливает кровь.

– Они отказываются, – сказал толмач.

– Тогда убейте их. Это станет хорошим уроком всем, кто пожелает оказать неповиновение Церкви и Божьей воле.

– Должен ли я предупредить их, каково будет наказание? – спросил брат Аугусто. – Должен ли я сказать им, что, если они…

– Нет, – ответил падре Хуарес. – Просто убейте.

Последовало замешательство, солдаты начали переглядываться, словно спрашивая друг у друга совета.

– Убейте их всех! – повторил падре.

Солдаты вскинули свои мушкеты и начали стрелять. Поднялся дым, слышались звуки выстрелов и истошные крики, индейцы пытались бежать, запахло порохом, кровью и экскрементами. Когда все было кончено, когда рассеялись пороховой дым и пыль, когда прекратилась суматоха и стихли вопли, наступила зловещая тишина.

Стоя на своей повозке, падре Хуарес огляделся по сторонам. На земле громоздились груды окровавленных тел, их были десятки, мертвые мужчины, женщины, дети, их грудные клетки были разорваны пулями, руки и ноги оторваны от туловищ.

Его это зрелище нисколько не взволновало.

– Похороните их, – приказал он. – Мы построим церковь на их костях.

В последовавшие затем годы падре Хуарес пожалел о своем решении, принятом слишком поспешно и под влиянием гнева. Его задачей было укротить этих дикарей, просветить, отвратить от язычества и обратить в истинную веру. Они были подобны детям, и наказывать их следовало, как наказывают детей, как он за годы, проведенные в заморских владениях короля Испании, уразумел и сам. Кара, назначенная им индейцам за неповиновение и лень, была слишком суровой, и падре решил поселиться здесь, в Сан-Джардайне, дабы искупить свою ошибку.

Ибо то, что он совершил, было ошибкой. Была или не была прежде земля, выбранная им для церкви, действительно нечистой, проклятой или пропитанной злом, как утверждали местные индейцы, теперь она определенно была осквернена массовым убийством, совершенным по его приказу, и стала именно такой: нечистой и тронутой злом, какой ее и считали те, кого он убил.

Живущие здесь духи были неспокойны.

Была ли это его вина? Этого падре Хуарес не знал. Но немало славных людей погибло здесь во цвете лет, сокрушенные незримыми духами, пав жертвой либо необъяснимых несчастных случаев, либо неведомых и подозрительных болезней. В начале этой недели брат Игнасио, не выдержав гнетущего его бремени проблем, покончил с собой – утопился в резервуаре с дождевой водой, привязав к своему телу несколько камней. Падре Хуарес был убит горем, и его мучили угрызения совести. Брат Игнасио был его лучшим другом и самым близким доверенным лицом, образованным и усердным служителем Господа, посвятившим себя приведению душ язычников к свету Христовой веры. Как знаток Писания и ученый, изучивший труды католических философов и богословов, он лучше, чем кто-либо другой, знал, что, наложив на себя руки, навеки будет лишен Божьей милости и благодати. И все же убил себя сам.