Бентли Литтл - Сущность [litres]

Телефон зазвонил, когда Лютер доставал из нижнего ящика своего стола фляжку со спиртным. Быстро отвинтил крышку и торопливо глотнул горячительного, прежде чем взять трубку и ответить:

– Лютер Данлоп слушает.

Казалось, на другом конце линии никого нет.

– Алло? – повторил он, но ответом ему было молчание.

Лютер тотчас бросил трубку и отдернул руку, словно от нее исходила зараза. Он был убежден, что звонок поступил именно из того дома, где произошло убийство, хотя у него не было и намека на доказательство своей правоты.

Действительно ли на том конце линии царило молчание или же он слышал какие-то шепчущие голоса? Чем дольше Лютер об этом думал, тем больше уверялся в том, что в трубке все же слышался шепот, хотя понятия не имел, кто это был и почему он что-то неразборчиво шептал.

Убившая своего мужа молодая жена, Энджи Дэниэлс, была арестована и надежно упрятана за решетку, но, чтобы окончательно в этом удостовериться, Данлоп вернулся в изолятор при участке.

У двери камеры остановился как вкопанный, настолько он был потрясен.

Миссис Дэниэлс сняла с себя всю одежду и стояла совершенно нагая. В изоляторе сидели еще двое заключенных – они были мужчинами и попали сюда за пьянство, – и Лютер ожидал, что они будут громогласно веселиться, подзуживать ее или, по крайней мере, глазеть . Но мужчины отвернулись от этого зрелища и, забившись в дальние углы своих камер, стояли, уставившись на стены, словно им было страшно.

Энджи повернула голову к Лютеру, и то, что она сказала, показалось ему бессмысленным. Однако от ее слов ему стало жутко.

– Я побывала в комнате, где все стареет.

И правда, сейчас она казалась ему старше, чем при аресте, и при обычных обстоятельствах Данлоп сделал бы Энджи строгое внушение и велел одеться, но сейчас просто отвернулся и, закрыв за собой дверь камеры, запер ее.

Телефон зазвонил снова, но он боялся взять трубку, и тот продолжал звонить.

Лютер вышел на улицу, чтобы проветрить мозги. Воскресил в памяти то, как миссис Дэниэлс выглядела в доме во время ареста, и то, как выглядела в камере только что, пытаясь понять, что именно изменилось и почему он решил, что теперь она кажется старше. Может быть, это из-за того, что она сказала? Из-за этих странных и бессмысленных слов?

Я побывала в комнате, где все стареет.

Или все же из-за того, что миссис Дэниэлс была голой, потому что то, что прежде скрывали ее платье и пояс для чулок, теперь обвисло?

Нет. Дело было не только в ее теле. На лице появились морщины. А в волосах – седина. Лютер понятия не имел, как это стало возможным, но это было именно так, и он подумал, что страх, внушаемый ей остальным арестантам, объяснялся тем, что они тоже заметили те же изменения в ее внешности, что и он.

Телефон в участке больше не звонил, и в скором времени туда вернулся помощник шерифа, сопровождавший тело мистера Дэниэлса в морг.

Джим Сакс был никудышным полицейским, невероятно тупым, но сейчас Лютер был бесконечно рад его видеть. Он рассказал ему, что творится в изоляторе при участке, и реакция Джима на его слова оказалась совершенно нормальной, он ухмыльнулся и сказал:

– Я хочу это видеть!

Такая реакция придала Лютеру мужества, и он последовал за помощником обратно в изолятор, где тот сначала вдоволь насмотрелся на голую миссис Дэниэлс, а затем, напустив на себя официальный вид, приказал ей одеться, что она и сделала. Зайдя обратно в офис, Джим подмигнул, хлопнул Лютера по спине и сказал:

– Спасибо, что дождался меня. Хороша бабенка, верно?

Ночью Данлоп спал плохо. Ему не снились сны, но он то и дело просыпался, охваченный все возрастающей уверенностью в том, что сделал нечто такое, чего не должен был делать, или же, наоборот, забыл сделать что-то, что должен был сделать непременно. Это тревожное чувство было хотя и смутным, но очень реальным, и утром Лютер проснулся усталым и совсем не отдохнувшим, и ночная тревога так его и не отпустила.

Через несколько дней на этой же неделе миссис Дэниэлс перевели в Амарехо, административный центр округа Томасито, и Данлоп вздохнул с облегчением. Она больше не раздевалась и вообще больше не сделала ничего странного – ему даже показалось, что Энджи снова помолодела, – но все равно был рад, когда ее наконец увезли, а ситуация в городе вроде бы стала поспокойнее.

Вплоть до следующего вторника.

На звонок в участок ответил Джим. Лютер в это время обедал в закусочной «У Боба» и, когда туда торопливо вбежал помощник, ища его глазами, сразу понял по выражению лица Джима, что дело дрянь.

Помощник отказался объяснять, в чем дело, в присутствии остальных посетителей, поэтому Лютер вышел вместе с ним на улицу и быстро сел в машину, где Джим рассказал ему, что в участок позвонил свидетель, видевший, как какая-то женщина вешает своих детей на веранде своего дома.

Поначалу Лютер не поверил. Теперь, когда все бо́льшее количество домов начало обзаводиться телефонами, подростки и взрослые с нестабильной психикой стали все чаще пользоваться этими аппаратами для всякого рода проказ. И то, что передал ему Джим, походило как раз на такой розыгрыш.

Но когда они свернули на Рэйни-стрит, Данлоп сразу же почувствовал, что это правда, и именно он первым увидел дом, где мать вешала своих детей.

– Вон там! – крикнул он Джиму, показывая в нужном направлении.

Помощник остановил машину прямо перед палисадником.

Женщина уже успела вздернуть двоих детей. Они висели на веревках, перекинутых через верхнюю балку открытой веранды, опоясывающей дом, слегка раскачиваясь туда-сюда, с вылезшими из орбит глазами, раскрытыми ртами и синюшными лицами. Оставшиеся три ребенка сидели на подвешенных к балке веранды качелях и горько плакали. Женщина завязывала веревочную петлю на шее самого маленького, готовясь повесить и его.

«Почему эти дети не убегают? – удивился Лютер. – Почему не кричат во все горло, зовя на помощь?»

Но уже знал ответ.

Все дело было в Рэйни-стрит.

Оба полицейских – и Лютер, и Джим – выскочили из машины и взбежали по ступенькам веранды, выхватив пистолеты.

– Сейчас же прекратите! – крикнул Лютер, но женщина только туже затянула петлю на шее своего сына.

Данлоп толкнул ее так, что она упала на пол, и выхватил из ее рук веревку, а Джим прижал к полу. Женщина нечленораздельно вопила, брызгая слюной, голова ее дергалась из стороны в сторону, а изо рта вылетали слова, не имеющие смысла. Волосы были всклокочены, как у безумной, еще больше безумия было в глазах, и в общем она выглядела так, будто сбежала из сумасшедшего дома. Однако Лютер узнал ее, он встречал ее в городе раньше и не понимал, что должно было произойти, чтобы она превратилась в то, чем была сейчас.