Энни Уорд - Прекрасное зло

Спустя неделю, в вечер перед вылетом обратно в Нью-Йорк, Иэн позвонил по телефону, и его голос звучал необычайно жизнерадостно.

– После этого случая я словно проснулся, – сказал он мне. – Я все понял, Мэдди. Мне нужно успокоиться, разобраться в себе и бросить пить. Да?

– Я на сто процентов за.

– На какую-то секунду я подумал, что не смогу к тебе вернуться. Если бы они выдвинули против меня обвинения, то в зависимости от их содержания дело могло бы принять скверный оборот. Но, к счастью, все в порядке. Это заставило меня понять, что самой худшей глупостью с моей стороны было бы потерять тебя. Ты спасла мне жизнь, Лепесточек. Не знаю, где бы я сейчас был без тебя.

Все это звучало очень мило, однако спасать жизни было его профессией, а не моей. Я этого ему не сказала, впрочем, мне и не нужно было это делать.

– А чтобы доказать, что я больше не буду занозой в заднице, думаю, нам нужно отправиться в небольшое путешествие.

Я начала представлять себе пляжи Испании или Греции, где все женщины ходят топлес.

– Поехали в Канзас! – сказал Иэн.

– В Канзас?

– Когда у твоих учеников весенние каникулы? – спросил он.

– С двенадцатого апреля. То есть всего через неделю.

– Давай возьмем напрокат машину и проедемся по всему Канзасу. Это будет весело. Ты сможешь показать мне свои родные края. Плюс я хочу познакомиться с твоей семьей.

Это было не то, чего я ожидала. Но я соскучилась по маме с папой, да и им пора было познакомиться с мужчиной, с которым я жила уже почти год. Я так долго медлила с ответом, что Иэн в конце концов спросил, не бросила ли я трубку.

– Не бросила, Иэн, – сказала я. – Я здесь.

Через две недели мы проснулись вдвоем в моей старой спальне на ферме моих родителей в Медоуларке.

Проснувшись, я увидела, что мы лежим, обнявшись, в кровати, в которой я когда-то часами мечтала о далеких странах, замках, ночных клубах, иностранных мальчиках и всевозможных способах сбежать из деревни.

Тело Иэна приятно прильнуло к моему. Он вдавил свой покрытый щетиной подбородок в скромную кружевную подушку, а его татуировки на фоне маминых простыней цвета яичной скорлупы выглядели красивыми и странно живыми.

Глядя, как он похрапывает в окружении созданного моей мамой замысловатого декора – множества керамических ваз с яркими искусственными цветами, древних салфеток на бесполезных фарфоровых блюдцах, – я ощущала глубокую, чистую любовь. Мне всегда хотелось в своей жизни чего-то иного. И вот я наконец привела домой того, кто сможет мне это дать.

Выскользнув из кровати так, чтобы не разбудить его, я тихо спустилась на первый этаж, надеясь выпить с папой чашечку кофе до того, как он отправится на свою утреннюю пробежку. Но я опоздала. Снаружи по земле стелился легкий туман. На холме, у самой границы леса, паслись трое оленей. Вокруг висевшей рядом с веревочным гамаком кормушки порхали голубые сойки и кардиналы. Из четверых ирландских сеттеров моих родителей двое, что были постарше, спали в собачьих корзинках на кухне, а их более молодые собратья рылись во дворе в поисках неуловимых кротов.

Выйдя с чашкой кофе на веранду, я смотрела на землю, на которой играла, когда была маленькой, – на землю, над которой был развеян прах всех моих дедушек и бабушек. Именно здесь мы с моими сестрами гонялись за светлячками, запускали фейерверки и распивали украденное из гаража пиво. Именно сюда мы приводили своих ухажеров для долгих утех в лесу.

Мои родители продали около двадцати пяти акров земли, однако ферма все еще была достаточно велика для того, чтобы до самого горизонта не было видно ничего, кроме деревьев, холмов, изгороди и неба.

Я вздрогнула, когда Иэн подошел ко мне сзади и обнял меня за талию. Он тоже налил себе кофе и уже курил свою первую утреннюю сигарету. Он выглядел счастливым и расслабленным. Я никогда еще не видела его настолько спокойным и удовлетворенным. Казалось, его усталость как рукой сняло. Глаза Иэна стали ярче и яснее, а его кожа приобрела оттенок, который напомнил мне о том, каким он был тогда, когда я впервые его встретила.

– Как спалось? – спросила я.

– Было так тихо, – ответил он. – Никаких тебе сигналящих мусоровозов и пьяниц, орущих в три часа ночи.

– Хорошо, – сказала я, прижимаясь к нему.

Он провел рукой по своим волосам.

– Этим утром я слышал пение птиц. В месте, где я жил в Ираке, Саддам приказал вырубить все деревья, чтобы курды не могли спрятаться нигде, кроме гор. Давненько я не слышал голосов певчих птиц.

– А еще – сверчков, правда? Ты слышал сверчков?

– Да. Сначала я не был уверен, но… Погоди-ка. Взгляни туда. – Рука, которой Иэн обнимал меня, напряглась, а его рот приоткрылся. Он указал пальцем в окно, за которым стелился туман. – Что это? Вот дерьмо!

– Что?

– Это что, олени? Это же олени!

– Да! – ответила я, заразившись его энтузиазмом.

– Прямо здесь. Объедают дерево твоей мамы!

– Знаю! Ее это просто бесит.

Сеттеры наконец тоже заметили оленей и начали рычать. Олени были слишком быстры для того, чтобы собаки могли представлять для них какую-то опасность, однако те все равно начали победно носиться кругами, когда олени лениво ускакали в лес.

– И след простыл. Мама и два маленьких детеныша! – воскликнул он.

Я обернулась, чтобы убедиться, что выпитая им водка и выкуренные сигареты не вызвали у него ночью приступ, изменивший его личность.

– А как ты думаешь? – жизнерадостно спросил Иэн. – Думаешь, это была мама с двумя детенышами?

– Да.

Иэн долго обнимал меня, притянув к своей груди. Затем он отклонился назад, чтобы увидеть мое лицо. Я вздрогнула, увидев, как блестят его глаза.

– Это такое красивое мирное место.

– Мирное, – согласилась я. – Приятное и тихое.

Внезапно Иэн рассмеялся, обведя оценивающим взглядом задний двор.

– Это очень расслабляет, – продолжал он, вращая головой. – Здесь так зелено. И холмисто. Никогда бы не подумал, что Канзас такой зеленый и холмистый. Это что, гребаная колибри?

– Да. Это гребаная колибри.

– Мне нравится здесь больше, чем в любом другом месте, в котором мне доводилось бывать, – сказал он, скрестив руки на груди с королевским видом, словно только что открыл Канзас и водрузил здесь флаг своей Британской империи.

Настала моя очередь открыть рот.

– Чем в любом?

– Хотя в основном я, конечно, бывал в разрушенных войной и кишащих террористами странах третьего мира.

– Ясно. В таком случае я могу понять, почему тебе здесь так нравится.

– Мэдди. – Глаза Иэна вновь заблестели. Казалось, его просто переполняют чувства. Он взял меня за руку. – Мы будем здесь счастливы.

– Здесь? В каком смысле «здесь»?

– Здесь будет жить гораздо дешевле, чем в Нью-Йорке. Подумай, сколько денег мы сможем экономить, чтобы тратить их на путешествия.