Георгий Старков - Страшная история [сборник]

Деньги… Может, стоит порыться в спальне? В практике Андрея бывали случаи, и немало, когда сбережения хранили в конвертах под матрацами.

Он присел на корточки у стола и выдвинул первый ящик. Тоже пусто. Ни бумаг, ни канцелярских принадлежностей, ни мелочи. Андрей перешёл ко второму ящику, но там его ждала та же самая картина. Абсолютная пустота.

Он почувствовал, как по шее катится холодный пот. Нехороший признак. Андрей поднял руку, чтобы вытереться, но замер, уловив краем глаза еле заметное шевеление.

Медленно, считая секунды, Андрей повернулся направо, но там стоял только торшер с ярко-оранжевой шапкой. Стоял явно не там, где был раньше. Он сместился со своего положения, стал чуть ближе к нему.

Андрей вскочил. Только сейчас он осознал, что в квартире царит невыносимая духота. Взгляд его метался из стороны в сторону, чтобы изобличить тех, кто прикидывался неподвижным. Но все они покорно застывали, как только он поворачивался к ним, в то время как другие — те, к которым он стоял спиной, — втихаря подползали.

— Ты, — выдохнул полушёпотом Андрей, ткнув указательным пальцем на багровую софу. — Ты ведь раньше стояла не здесь! Я помню!

Что-то заскрипело у окна. Он обернулся так резко, что хрустнули шейные позвонки. Занавески колыхались, хотя окна были наглухо закрыты. Торшеры почти слились друг с другом в дружеских объятиях. Раньше они располагались по бокам телевизора, а теперь абажуры загораживали экран. Формы тоже изменились… не идеально гладкие, а идущие буграми, как чешуя. Вот именно, подумал Андрей, парализованный ужасом. Как чешуя…

Он попятился назад, сжимая и разжимая кулаки. Не сразу сообразил, где находится дверь, а когда, наконец, с криком побежал в сторону проёма, дверь захлопнулась сама собой, словно сработала невидимая пружина. Андрей ткнулся об неё плечом, забарабанил кулаками.

За спиной множилось копошение.

Этого не может быть , сказал он себе. Плохой сон, нужно проснуться…

Рявкнул телефон. Андрей заорал дурным голосом и упал на колени, подняв руки в защитном жесте. Телефон зазвенел ещё раз, и он осмелился открыть глаза. Чёрный аппарат с мерцающей кроваво-красной лампочкой. Звуки, которые он издавал, ничем не напоминали механическую трель звонка; в них слышался хищный звериный рев.

— Это всего лишь телефон, — прошептал Андрей, сжимая ладонями виски. — Господи, это всего лишь телефон, и ничего больше, только чёртов телефон…

— Здравствуйте, вы позвонили в квартиру Ивана Вербицкого, — мужской голос отражался от стен, болезненно бил по ушам. — К сожалению, сейчас дома никого…

Голос задумчиво умолк. В нависшей тишине Андрей услышал, что гостиная полна бормотаний, шорохов и тонкого попискивания.

— … но вы можете послушать стишок, — вкрадчиво продолжил голос. — Хороший стишок. Жили у бабуси два весёлых гуся, один белый, другой серый, и оба — воришки…

Он слабо вскрикнул и попытался встать на ноги. Ковёр подрагивал, как желе. Он становился мягче. Подошвы ботинок погрузились в вязкую тину. Он застонал и вцепился в ручку двери.

— Знаешь, что сделала бабуся с этими воришками? — красный огонёк перестал мерцать и расширился: ни дать ни взять злобный зрачок, который заглядывает ему в лицо. Голос отдалился; он исходил не из динамика, а из тёмного пространства под потолком.

— Знаешь?..

Андрей прислонился спиной к двери, не выпуская ручку. По щекам текли слёзы. Ему хотелось кричать, но лёгкие сморщились и превратились в смятые бумажные пакеты; он не мог выдавить из себя ни звука. «Не смотри, — умолял он себя. — Ради Бога, не открывай глаза!». Но когда в нос проник зловонный запах гнили и трупов, он не выдержал и поднял веки.

Гостиная стремительно преображалась. Вещи плавились, теряли формы, становились другими . Солнечный свет исчез, окно стало чёрным каменным монолитом. Андрей сначала видел только оранжевые шапочки торшеров: они приникли к земле, на них прорезались водянистые глаза. За тварями волочились длинные хвосты, ранее, наверное, бывшие ножками торшеров. Багровая слизь с подобием перекошенного лица громоздилась рядом с тварями; Андрей с трудом узнал в ней бывшую софу. Красная атласная подушка проворно спрыгнула с софы на ковёр. Ткань с треском разошлась по углам. Из подушки показались мохнатые паучьи лапки, покрытые колючей шерстью; она забегала на лапах по гостиной, потом уткнулась в софу и любовно приникла к ней.

Ковёр расплылся в бездонную болотную топь. Кое-где из болота выглядывала чахлая, уродливая растительность. Мелкие зубастые зверушки, взявшиеся из ниоткуда (пульты от телевизора? видеокассеты?) тут же принялись их пожирать. Едкие испарения клубились над болотом, всасываясь в своды пещеры.

Мужик основательно соврал, когда говорил, что никого дома , подумал Андрей, теряя сознание. Ручка двери оторвалась; он с размаху хлюпнулся в топь и тут же безнадёжно увяз.

По пещере пронеслось низкое утробное рычанье. Все твари, большие и малые, притихли и повернули головы вглубь пещеры, где сгустился мрак. Андрей тоже смотрел; волосы на его голове шевелились. Он понял, что это за голос. Вспомнил, как открывал секретер и залезал рукой в пасть этого безымянного чудовища, довлеющего над всеми… Желудок перевернулся.

Во мраке зажглись глаза. Белые, безумные, с плавающим мазутным зрачком. Чернота в углу пещеры шевельнулась, пошла волнами. Вместе с рычаньем до Андрея долетела волна запаха, и после одного вдоха он потерял способность обонять.

Рык прекратился. Глаза чудовища смотрели прямо на Андрея, и вдруг он понял, что все остальные звери тоже следят за ним.

— Нет! — закричал он. — Нет… не надо!..

Они шли к нему, кто медленно, кто быстро, но каждый с убийственной решимостью. Гигантские глаза сузились в усмешке.

Оно хохотало. Оно торжествовало .

Андрей забился, как рыба в сети, молотя руками и ногами. И в считанные секунды ушёл под болото по шею. Глаза разъедали солёные испарения. Твари шли. Паучок, полностью освободившийся от остатков атласа, подбежал первым и провёл лапкой по щеке Андрея, оставляя глубокую ссадину. Жижа дошла до подбородка, залила уши.

— Не-е-е… — захрипел Андрей и вскинул голову, пытаясь в последний раз вобрать воздуха в грудь. Но не успел — единственное, что он смог увидеть перед потерей сознания, была непомерно раздутая белесая голова червя, усеянная тысячей блестящих глазок. Исполинский червь вырастал из сводов пещеры и покачивался на тончайшем хвосте, набираясь сил перед броском.

Потом он рванулся вниз и заслонил собой всё.

Кто-то мягко похлопывал его по щекам.

— Как, очнулся?

Он не понимал, что происходит. Он думал, что умер. Не мог не умереть после всего, что видел. Если не от когтей тех тварей, то от разрыва сердца.