Георгий Старков - Страшная история [сборник]

— Да, — горько отвечает Ева.

— Но я продолжал идти.

— Ты делал это, чтобы догнать меня и убедиться в своих предположениях.

— Нет. Я шёл просто потому, что знал — ты тоже идёшь. И если сейчас ты не сможешь подняться, значит, здесь останемся мы оба.

— Как тебя зовут? — внезапно спрашивает она; туман уползает из её глаз, возвращая им ясность. Женщина ждёт ответа с трепетом, будто от этого зависит всё дальнейшее. Мужчина продлевает охватившее её напряжение, растерянно оглядывая себя, будто видит в первый раз. Наконец, он отвечает, но очень неуверенно, как человек, который только что осознал важнейшую вещь:

— Адам.

— Адам, — повторяет она за ним.

Она улыбается, и он отвечает ей. Их улыбки прекрасны, хотя могли бы показаться жуткими на измождённых скелетообразных лицах.

— Сколько у тебя ещё осталось воды?

— Три четверти фляги, — виновато говорит Адам и встряхивает сосуд. Плеск жидкости сводит с ума, пробуждая в голове яркий образ свежего искрящегося озера. Оба оглядывают пустыню, которая их окружает, словно надеясь где-то там увидеть проблеск синей глади. Но в Терме нет миражей. Мёртвая земля не терпит даже иллюзию жизни.

Ева с помощью Адама поднимается. Деревянные босоножки за эти дни обрели чудовищный вес, но снимать их нельзя, чтобы уберечь ступни от прикосновения с горячим песком.

— Этого хватит нам на день, — задумчиво говорит Ева.

— На день, — кивает её спутник.

— На целый день!

— На целый день.

Больше они не обмениваются словами, ибо силы дороги: если хочешь пройти как можно дальше, то нет резона оставаться на месте и затевать бессмысленные препоны. Два человека сходят с места и медленно идут на восток, поддерживая друг друга, время от времени прикладываясь к фляге. Пустыня по имени Терма следит за упрямцами в глубочайшем потрясении, и в ней повисает жуткая тишина, владычица всего безмолвия, что может быть в этом мире: ничем не заполненная брешь в непрерывном хороводе звуков планеты. Ветер замирает на месте; химические процессы, которых здесь кот наплакал, перестают протекать. Атомы, электроны, кварки зависают на своих орбитах, энтропия падает до нулевой отметки, и только два хриплых дыхания — мужское и женское, — дают знать, что мир ещё жив.

И Терма взрывается яростью. Пески колыхаются, невидимая могучая сила выбрасывает их наверх, ветер визжит пилой, превращаясь в ураган. Раскалённый воздух подхватывает песчинки и крутит их в смертоносном ритме. Миллионы крошечных лезвий, готовых впиться в живую плоть, танцуют, двигаясь по кругу, распаляясь от собственной мощи. Песчаная буря встаёт чёрными столбами, закрывая небо. Поперхнувшееся солнце еле мелькает в промежи. Терма кричит, как раненое существо — её самолюбию нанесён непоправимый удар. Но она не собирается оставить неслыханную наглость безнаказанной, и делает ответный удар, нагоняя самую мощную бурю в своей истории на двух людей, которые ещё не знают, что к ним рвётся ярость Термы. Далеко-далеко можно увидеть серую проплешину, которая понемногу растёт ввысь и идёт вширь. Адам и Ева не видят эту угрозу; они всецело поглощены шагами по песку, и лишь когда буря подбирается к ним вплотную, разметая пыль, они поднимают взгляды навстречу тому, что можно назвать истинным лицом Термы: исполинская жёлто-чёрно-серо-красная воронка, на которой угадываются искажённые от злости человеческие черты. Миг — и воронка накрывает людей, скрывает от посторонних глаз, делает невидимыми. Пустыня ревёт в бешеном восторге, расшвыривая пески, извлекая из своих недр не увиденные никем сокровища — золото, серебро, алмазы, изумруды, рубины, красные как кровь, — и подбрасывает их на небо в знак своей победы.

Терма означает смерть.

До самого вечера длится этот неугомонный пляс. Когда солнце садится и на небосводе вспыхивают звёзды, они с разочарованием видят плотный занавес пыли, накрывший пустыню. Не увидеть, не разобрать в этом мельтешении маленькие человеческие фигуры, дабы узнать — живы ли? или умерли? продолжают ли брести, или сидят, накрыв головы обрывками одежд, или лежат под песками, задохнувшиеся, изрезанные песчинками-лезвиями?

«Она мертва, — холодно констатирует Альдебаран. — Никто не может пережить столь страшную бурю. Не припомню, чтобы Терма так гневалась».

«Может быть, они нашли укрытие», — Мира не соглашается с категоричностью старшего собрата.

«Они?» — удивлённый хор.

«Вы разве не видели мужчину, который всё это время шёл следом за ней?»

«Нет, — Регул досадливо вспыхивает. — Мы следили за женщиной. Почему ты не сказала нам? Наблюдать за двумя интереснее, чем за одной.»

Молодая звезда Мира не отвечает. Игнорируя всеобщее осуждение, она вглядывается в ночную пустыню, по которой бродит выдыхающаяся буря.

Вместе с первыми удалёнными проблесками солнечного света ярости Термы приходит конец. Вихри рассыпаются на отдельные частички, все извлечённые сокровища вновь находят надёжное укрытие глубоко под землёй. Большинство звёзд тонут в бледнеющем небе до того, как это происходит — лишь несколько светил, отчаянно желающих узнать, чем эта игра кончилась, продолжают сиять. Среди них Мира, которая не теряет надежды на чудо, скептический Альдебаран и Регул, которому безразличен исход, главное — интрига. Пустыня светлеет, очищается, но ещё рано… ещё чуть-чуть рано увидеть то, что на ней происходит.

«Невозможно», — ворчит Альдебаран, чтобы скоротать томительное ожидание.

«Такого азарта я не испытывал многие тысячи лет», — смеётся Регул.

А Мира, как и прежде, молчит.

И в последнее мгновение рассвета три звезды смотрят сверху вниз на Терму, дремлющую после буйства, которому предавалась всю долгую ночь.

2007 г.

Дорогой друг!

Пишет тебе твой давний приятель. Надеюсь, ты меня ещё помнишь? Не забыл лихие мальчишечьи годы, когда мы вместе творили пакости? Я уверен, что те солнечные дни не стёрлись из твоей памяти — у меня воспоминания как-то сохранились, а твоя голова варила гораздо лучше моей. Как подумаю, сколько лет минуло с той поры, становится прямо-таки страшно. Нам нужно встретиться, дружище — посидеть за столиком в хорошей пивной, погрустить по ушедшей молодости.

Но ты, конечно, не ждал моего письма. И ты удивишься, что заставило меня написать тебе письмо именно сейчас, не раньше и не позже. Что ж, у нас между собой раньше не было никаких тайн, пусть не будет и сейчас. Я расскажу тебе правду, как есть, не пытаясь витийствовать.

Дело в том, что мне на днях приснился сон. Да, всего лишь сон — но очень яркий и выразительный. Ты, должно быть, помнишь, что мне сны вообще снились редко. Наступающая старость не изменила расклад: они для меня до сих пор являются большим событием. Тем более тревожно мне стало, когда я увидел этот сон. Прямо скажу, приятного в нём мало, и я никому о нём не рассказывал. Не хочется писать о нём и сейчас, но я должен описать то, что чувствовал, чтобы ты мог понять мотивы, побудившие меня срочно выяснить твой нынешний адрес и взяться за перо.