Георгий Старков - Страшная история [сборник]

Шуршание в гостиной дало мне понять, что ничего не в порядке. Я встал, как сомнамбула. И пошёл вперёд, в темноту гостиной, где с моим цветком происходило то же, что с миллиардами ему подобными в ином мире.

Цветы упали. Два выпали из кадки на пол, другие лежали, переломанные и растерявшие своё великолепие, на истощённой почве. Ноги несли меня сами; я подошёл к кадке и заглянул в неё, уже догадываясь, что происходит. В конце концов, я ведь видел тот странный клубень, когда пересаживал цветок — да только откуда мне было знать, во что он вырастет?

Более нельзя медлить… уже можно возрождаться.

Жёлтое слизистое существо силилось вылезти из земли, отталкиваясь студенистыми руками от краёв кадки. Тело тряслось и подрагивало, формы менялись, не останавливаясь ни на секунду. Что оставалось неизменным — это две руки, две ноги, раздутое туловище и нечто вроде головы: щелки глаз, крошечные отверстия на месте ушей, провал носа и беззубый широкий рот, в котором тоже была жёлтая слизь, напоминающая желчь. Я застыл, парализованный. Наконец, оно освободилось от корней цветов, которые вылезали из его рта ( вот кого я подкармливал все эти месяцы , отстранённо подумал я, глядя на него, неудивительно, что почва так быстро обеднела ). Его лицо обратилось ко мне: уродливое, лыбящееся, истекающее отвратительной слизью. Он протянул ручки ко мне, и я покорно нагнулся, полностью потеряв контроль над собой. Я только видел его лицо, приближающееся ко мне, и слышал своё хриплое дыхание. Оно раздвинуло мягкими руками-щупальцами мои челюсти и напоследок снова улыбнулось мне. Мне показалось, что оно мне что-то сказало — что-то вроде: «Розы всё ещё цветут» , и стало вливаться горячей массой в мой рот, проникая в горло, оттуда — в желудок, оттуда — во все жилки тела, расплавляя внутренности, как горячий свинец. Стало трудно дышать. Я закрыл глаза, а открыть уже не смог.

Ранним утром, когда солнце только вставало над спящим городом, из подъезда девятиэтажки на окраине города вышел человек. Он стоял, схватившись за перила лестницы, словно боялся упасть, и удивлённо оглядывал пустую улицу с жёлтым мигающим глазом светофора на перекрёстке. Он остановил свой изумлённый взор на дворнике, который подметал сухие листья у подъезда. Увидев человека, пристально следящего за ним, дворник недовольно пробурчал:

— Ну, что уставился? С утра пораньше делать нечего?

— А? — человек растерянно мигнул. — Нет… я просто… осматриваюсь.

Он сделал шаг вниз по лестнице и едва не упал, споткнувшись одной ногой о другую.

— Ходить, что ли, не умеешь? — дворник всё ещё хмурился. — Ну давай, осматривайся, это у нас не запрещено. Только поосторожней, а то держишься, как новорожденный.

— Ново… что? — человек с огромным интересом подался вперёд, не выпуская перила.

— Ну, ты даёшь, сынок, — усмехнулся дворник. — Новорожденный, говорю. Только-только родился. Так-то понимаешь?

— Да, — кивнул человек и вдруг заулыбался. — Понимаю… Новорожденный. Только-только родился. Да, думаю, это правильное слово.

Не обращая внимания на ворчания дворника, он выпустил перила из рук и сделал первый самостоятельный шаг вперёд. Получилось неплохо. А там, где один шаг, будет и второй. Человек продолжал идти вперёд, пока не вышел из двора. Он задержался всего на секунду, восхищённо глядя на синее небо и белые облака, плывущие в нём — и ушёл изучать новый, неизведанный для него мир.

2006 г.

Кольцо начало своё путешествие с крутого горного склона, по которому скатилось, весело перепрыгивая с камня на камень. Никто не знал, кто пустил кольцо с вершины горы (и пускал ли кто-то вообще). Кольцо неслось вниз, сделанное из чистейшего хрусталя, в котором попеременно отражались небо и камни. В то время как одна половина обретала лазурное свечение, другая часть окрашивалась в серую пелену. Кольцо с одинаковым вдохновением отражало оба цвета, пока склон не кончился, и оно не выкатилось на зелёную лужайку у подножия, заблестев изумрудным оттенком.

— Останови-останови, — тут же прозвенел чей-то голос. — Видишь, там что-то блеснуло?

Через минуту хрустальное кольцо покоилось на ладони молодой девушки, блистая в солнечном свете. Телега катилась по просёлочной дороге, и кольцо подпрыгивало, заставляя девушку смеяться. Она попыталась надеть его на палец, но кольцо не было предназначено для того, чтобы служить символом супружеской верности. Оно просто отражало, не отдыхая ни на минуту, белые перья облаков, золотые колосья пшеницы, счастливые искорки в глазах своей обладательницы.

— Я оставлю его у себя, — уверенно заявила девушка, опуская кольцо в карман платья. Там оно приняло цвет чернее сентябрьской ночи. — Какая прелесть!

Так хрустальное кольцо поселилось на груди девушки. Она надела его на золотую шейную цепочку и носила с собой, не снимала, даже когда ложилась спать. Кольцо подрагивало с ударами её сильного, энергичного сердца. Оно впитывало в себя теплоту её тела, мягкость белья и нежность упругих белых холмиков. Вместе с хозяйкой оно наблюдало лунное небо через завесу тюли и считало яркие летние звёзды. Кольцо узнало имя её возлюбленного — и вместе с ней томно вздрагивало, произнося это имя.

Перемены настали, когда летние дни стали холодными и короткими, и осень начала заявлять о своих правах. Тонкая цепочка оборвалась, когда хозяйка предавалась любви на берегу реки со своим возлюбленным — и кольцо покатилось по желтеющей траве, не замеченное никем, навстречу заходящему солнцу. На водах озера солнечный свет создавал золотую дугу моста, ведущего вдаль, на противоположный берег. Кольцо ступило на этот мост, погрузившись в воду. Течение подхватило его, наполнив прозрачной синевой. Кольцо поплыло по реке, погружаясь в глубину и выплывая обратно. Ни на миг оно не переставало усердно отражать окружающий мир. Проплыла рыба — её удивлённые глаза отпечатались на глади хрусталя. Зацепился водоросль — его хваткие щупальца тоже находили отклик в кольце. В те мгновения, когда кольцо выскакивало на поверхность, оно жадно ловило лучи замёрзшего солнца и скрывало их внутри себя крохотными жилками одуванчика.

Кольцо плыло долго, пока не попало в сети старого рыбака, который целый час протирал найденное сокровище, вычищая грани до чистоты алмаза. На миг показалось рыбаку, что между гранями кольца где-то глубоко мелькнуло лето, и цветы качнули чашами, и послышался счастливый девичий смех. Рыбак поднёс кольцо к уху, но ничего больше не услышал.

Зиму кольцо пережило в хижине рыбака, лёжа на деревянной полке, из которой кое-где выглядывали гвозди. Одна шляпка торчала как раз возле кольца — так что наполовину хрусталь выглядела как ржавая сталь. Другая половина отражала черные деревянные доски и вечерний свет керосиновой лампы. Кольцо узнало запахи солёной рыбы и горького вина, слышало тяжёлые вздохи и плач нового хозяина. Иногда, воскресными вечерами, рыбак поднимал кольцо, сжимал его в ладони и пересказывал пьяным заплетающимся языком безрадостную историю своей жизни. Ему казалось, что в ответ на откровения кольцо начинает пропитывать ладонь теплом…