Станислав Романов - Самая страшная книга 2020 [антология, litres]

Она подумала, что будь рядом Саша, он поинтересовался бы, почему жена занимается стиральной машиной, а не ребенком. Но Саша работал, а она скоро вымоет Женечку. Все хорошо…

Слюнявя ткань, Катя вытирала желтые отпечатки детских ручек, с особой тщательностью полируя один из передних углов стиралки. Это был волшебный уголок, и только она одна знала, почему. Секрет был в том, что после стирки без порошка и складочек Катя обнаружила еще кое-что поразительное.

Во-первых, это звук.

Если остаться наедине с машинкой, гул мотора странным образом успокаивал. Вслушиваясь в монотонный плеск воды и размеренное жужжание барабана, Катя чувствовала небывалое умиротворение. Волнами накатывали уютная слабость и тепло внизу живота.

Следом за звуком шла вибрация.

Ее Катя открыла случайно, когда перегнулась над работающей машинкой, чтобы выкрутить вентиль. Подрагивающий уголок уперся в то место, касаться которого разрешалось лишь одному существу на свете – мужу. Все случилось само собой.

Удовольствие, захлестнувшее тело через пару минут, было таким ярким, что, когда все завершилось, Катя в изнеможении сползла на пол. Прислушиваясь к тишине дома, она решила, что никому не скажет про волшебный угол. У молодых мам в декрете должны быть секретики. К тому же такие мамы просто обязаны много стирать…

Удивительным было и то, что с каждой стиркой машинка становилась вместительнее. До какого-то момента Катя не замечала этого, однако вскоре странной метаморфозы не увидел бы разве что слепой.

Использованную вместо тряпки наволочку Катя вместе с содержимым таза бросила в барабан. Места не убавилось. Катя зло выдохнула. Это начинало бесить.

Из угла захныкал Женечка. Мать рассеянно заметила, что он сидит на бетоне, испачкавшись в пыли и мелком мусоре.

«Надо его постирать… Тьфу ты, искупать», – подумала Катя.

Подхватив таз, она кивнула сыну и сказала:

– Посиди пока, я сейчас.

Плач усилился. Катя пошла наверх с намерением набрать в ванну горячей воды, но на ее глаза попалась зеленая сумка из «Ашана».

«И ее нужно постирать…. Она, само собой, нуждается в стирке. Готова спорить, ее вообще ни разу не стирали. Ну вот, а я расстроилась, что все уже чистое… Постирать сумку. Почему бы и нет?»

Полдня Катя остервенело выискивала пищу своему стиральному идолу. Белья, как грязного, так и нет, набралось еще на пару тазов, но места в машинке оставалось достаточно.

Казалось, всем своим видом стиралка безмолвно намекала: я готова выстирать что угодно, готова принести тебе умиротворение, могу сделать так, чтобы ты получила потрясающее удовольствие… А что ты сделала для меня?

Я прошу одно – белье… Белье, которое я могу стирать для тебя и твоей семьи, Катя. Для тебя и твоей семьи.

Не помня, в какой раз спускаясь в подвал, Катя неловко мялась, почти извиняясь перед машинкой.

Женечка, напоминая рыдающего тюленя-белька, подполз к матери. Она задумчиво глянула на него сверху вниз. На детском лобике алела ссадина – Катя с удивлением вспомнила, что в прошлый раз ранки не было.

Когда он успел?

– Надо обработать перекисью, – объявила она. – Сейчас вещей доложу, и обработаем…. – Катя заглянула в стиралку. – Нельзя стирать, если машинка не заполнена, да, Женечка? Она от этого портится. А мы ведь не хотим, чтобы наша замечательная машинка испортилась? Ну конечно же нет!

Под аккомпанемент плача Катя покинула малыша. У нее возникла неплохая идея.

В ход пошло все, что сохло во дворе. Еще вчера этого белья хватало на несколько стирок. Сегодня хорошо если удастся хотя бы раз целиком заполнить барабан.

Подумав, Катя сорвала опустевшие веревки, кинув моток поверх холма из простыней.

Белье провалилось в поблескивающий зев. Как ожидала Катя, место еще оставалось….

– Сука! Да она издевается! Эта огромная сука издевается надо мной! – это было вслух. Испугавшись, что стиралка обидится, Катя добавила: – Прости. Я не хотела, правда-правда.

Под ногами кашлянул Женечка. Пребывание голышом на бетоне подвала начинало действовать на него не лучшим образом.

– Ты смотри мне, не простынь. Что мы папе скажем? А то и поранился, и простыл. Куда это годится? – Катя погрозила пальцем. – Сейчас включу стирку, и все. Горячая ванна и кушать. Кто тут у нас замерз и хочет кушать? Это маленький Женечка! А кто у нас подождет еще чуть-чуть? Тоже Женечка!

Катя стала думать, что бы еще подложить в барабан. Вскоре малыш опять остался в одиночестве.

На кухне Катя отыскала нож. У нее была подставка с дюжиной разных на все случаи жизни. Резать овощи, зелень, сыр…. Парочка зазубренных – для твердых сортов колбасы.

Катю интересовал самый острый. Он же оказался и самым большим. Вооружившись тесаком для мяса, она направилась к дивану.

Сначала она намеревалась аккуратно распороть обивку по швам, но, подумав, решила, что главное сейчас – наполнить стиральную машину.

Возможно, оттого, что с утра во рту у нее не было и маковой росинки, или из-за промерзшего, пораненного Женечки хотелось закончить побыстрее.

Была еще одна причина, которую сознание воспринимало с неким стыдом. Катя поскорее хотела прижать пах к углу стиралки и наконец-то ощутить сладкую вибрацию.

Обивка должна стать чистой. А уж как ее срезать, не имеет значения, так что и возиться нечего.

Катя остервенело взмахнула лезвием. С треском обнажилось поролоновое нутро. Его же тоже можно постирать!

Мягкой мебели и подушек в доме было предостаточно, и при мысли об этом на Катю навалилось тягостное предвкушение долгой работы. В руку вонзилась пружина, но Катя не почувствовала. Лишь краем глаза она заметила кровавую струйку, оросившую обивку.

Ничего, все отстирается. Все, черт побери, отстирается…

Внизу вопил сын.

– Я скоро, котик мой. Я очень-очень скоро, – крикнула в пустоту Катя, а сама подумала: – Назойливый, как папаша. Достаточно чуть-чуть не уделить им внимания, и все, начали выпендриваться…

Поразмыслив, она содрала с форточек сетки от мух и поняла – нужно начинать стирку. Организм отказывался функционировать в том же режиме. В голове появилась предобморочная легкость.

Только бы не выронить таз…

Чудом сохраняя баланс, гора белья в тазике тянулась к потолку. Катя напоминала индийских торговцев кувшинами. Тех, что таскают по Бомбею десятка два экземпляров своего товара, умудряясь взгромоздить их друг на друга и всю конструкцию водрузить на голову.

Катя водрузила таз на грудь, решив, что, если постоять так часок, все обвиснет, как у столетней бабульки.

Лестница в подвал выглядела опаснее горнолыжной трассы.

– Не оступись, чистюля, – прошептала Катя. Она напомнила себе, что следует постараться не наступить на сына.