Станислав Романов - Самая страшная книга 2020 [антология, litres]

Мелькнула мысль: почему Женечка молчит? Он же вопил все это время. Мысль тут же куда-то пропала.

Когда-то Катя смотрела старый фильм. Там герой, страдающий боязнью высоты, вынужденно пробирался между окнами по карнизу небоскреба. Каждый шаг был преисполнен напряжения и какой-то жуткой обреченности.

Схождение в подвал стало почти таким же, правда, закончилось гораздо быстрее.

Задев верхом лампочку, в мельтешении света гора тряпок провалилась в люк.

– Да! – Катя радостно вытерла пот, размазав по лицу пыль и перья из распоротых подушек. Оставалось немного места. Можно было бы запускать стирку, но тут Катя кое-что вспомнила.

Футболка, джинсы, носки – она сбрасывала одежду. Показалось, будто белье в барабане шевельнулось. Игра света – решила Катя.

Скинув трусики, жалобно затрещавшие на бедрах, Катя осталась в чем мать родила. Она выглядела странно и сексуально.

Последний штришок – резинка с волос – и стеклянная пасть с щелчком захлопнулась.

Захлюпало, будто гигантский рот сквозь соломинку втягивал бурлящий коктейль. Вспыхнули зеленые точки индикаторов.

Катя села на пол, привалилась спиной к стиралке и зажмурилась от удовольствия. Машинка гудела. Стенки мягко вибрировали, запуская в тело теплые волны.

Отдыхай, солнышко. Прижмись ко мне и отдыхай. Ты сегодня хорошо поработала. А когда ты отдохнешь и поймешь, что твердо стоишь на ногах, я отблагодарю тебя за все это белье. Отблагодарю так, как твой муженек не будет способен никогда. Просто нужно прижаться ко мне своим потаенным местечком….

Стиралка разговаривала…

Не было слышно слов, но каким-то образом умиротворяющее гудение проникало в голову, наполняя мысли сладкими, порочными образами.

– Я уже отдохнула, – шепнула Катя, поднимаясь. Она почти не удивилась тому, что общалась со стиральной машиной.

Внезапно истому как ветром сдуло. С той стороны люка на мать смотрел Женечка.

Его голова торчала из тряпичного месива, глаза моргали, губы беззвучно кривились. Он пытался кричать, но грязная вода заливала рот. Ссадина на лбу после ударов о стекло напоминала бабочку с оторванным крылом.

От удушья и вращения глаза сына почти вылезли из орбит. Казалось, в личико кто-то запихнул пару покрытых прожилками куриных яиц.

– Ой господи! Женя! – Катя заколотила в стекло, потянула дверцу, ударила по кнопкам, но с тем же успехом можно было пытаться взломать сейф. Машинка продолжала заниматься тем, для чего была создана, попутно совершая детоубийство.

Катя бросилась к розетке. Вызвав сполох искр, рванула провод. На мгновение жужжание мотора прекратилось.

– Пожалуйста, пусть он будет жив! Пожалуйста… – взмолилась Катя.

Но какой-то частью сознания она понимала несколько вещей.

Во-первых, ее ребенок уже не будет жив. Никогда.

Во-вторых – то, что происходит сейчас и происходило в последние дни, кроме как безумием не назовешь. Но почему-то до сих пор все происходящее казалось ей естественным.

В-третьих, даже после того, как ток перестал поступать, ничего еще не прекратилось… Ничегошеньки.

Соглашаясь, машинка забурчала. Игнорируя отсутствие электричества, возобновился режим интенсивной стирки. Обратный отсчет на электронном табло показывал восемьдесят минут.

Катя упала на колени, разбивая кулаки о стекло. Не помог и молоток из ящика с Сашиными инструментами.

– Женя, Женечка! Не надо! Я прошу. Он же…. Он же маленький, – молила Катя своего стирального идола.

Детское личико превратилось в обмякшую пластилиновую маску. Катя рыдала. В голове набатом гремело: «он же маленький» и «что я скажу Саше?».

Словно прочтя мысли, стиралка ободряюще загудела. В звуке вдруг не стало ничего механического. Возможно, так напело бы мотив песни какое-нибудь инопланетное существо.

– Пожалуйста! – Как в миску, Катя ткнулась лицом в изогнутое стекло и завизжала. Женечкин глаз лопнул. Содержимое смешалось с водой, окрасив ее в розовый.

Машинка жужжала. Так учитель вздыхает, глядя на ученика, умоляющего простить и не говорить родителям о шалости.

Я могу все исправить, девочка. Только я знаю, как это сделать.

Катя не была уверена, правда ли сквозь шум доносятся слова, но тем не менее ответила.

– Сделай! Сделай! Умоляю тебя, сделай!

Но ты должна сказать. Что именно ты хочешь, чтобы было сделано?

Катя не понимала.

У каждого есть выбор, девочка. У каждого. Я даю тебе его, а взамен ты будешь просто приносить мне то, что нужно стирать. Когда я попрошу. И что я попрошу.

– Я согласна! Я хочу выбор! Дай мне этот сраный выбор! – Катя чувствовала, что еще чуть-чуть, и ее вырвет от созерцания личика в стиралке.

Потом она лишится чувств.

Выбирай. Я открою дверцу, и ты вытащишь своего мальчика. Он не будет таким, как прежде, уже никогда. И не станет таким, как все. Это называется асфиксия. Ты знаешь, что происходит с мозгом без кислорода? Он будет овощем. Вонючим, срущимся овощем, вечно глядящим на тебя единственным глазом. И где-то в закоулках его памяти всегда будет жив этот день.

– Хватит! – взвизгнула Катя. По бедрам потекли горячие струйки, но она не почувствовала, как обмочилась. Лицо, описывающее круг за кругом, будто ухмылялось ей.

Или дверца останется закрытой. Так будет лучше, девочка. Поверь мне, так будет лучше.

– Я не могу! Не могу… – простонала Катя.

В воображении возникло реалистичное видение. Она достает из барабана тряпье, заполняющее подвал до потолка, и где-то между кошачьим ковриком и рваной обивкой дивана находит вымокший детский трупик.

Это закон стиральной машины. Закон бога из стиральной машины. Или демона – как тебе угодно. Если бросаешь в барабан что-то маленькое, будь готов, что оно исчезнет навсегда.

С тобой такое случилось. Со всеми случалось. Кто-то закладывает два носка, а получает один. Кто-то запирает в стиральной машине одного ребенка и не находит потом ни одного…

Катя вспомнила невероятное количество белья, которое, по логике, никак не могло бы влезть в машинку подобных размеров. Которое не уместилось бы в любой существующей на свете стиралке. Чтобы его вместить, внутри должно быть место. Очень много места. Возможно, не в этом мире.

Она представила, как блестящий барабан странным образом деформируется, превращаясь в бесконечный стальной коридор с грязной водой оттенка крови. Где-то там, в конце, живет бог из стиральной машины. Или демон – как ей угодно. Если она захочет, трупик Женечки останется там навсегда.

– Нет, – всхлипнула Катя. – Не могу. Я его люблю.

Ее кожа покрылась мурашками. Катя запнулась, поняв, что, несмотря на свои слова, она очень даже может. И в этот самый момент совсем не любит сына.