Станислав Романов - Самая страшная книга 2020 [антология, litres]

– Зовите его… – зло прошипела женщина, дернув Тягачева за рукав. – Вместе… Матвейка!

Тарас машинально повторил за ней, не узнавая своего голоса. И, прикипев взглядом не то к гнезду, не то – к улью из пакетов и газет – в дальнем, самом затемненном углу, в котором могла поместиться средних размеров собака.

«Гнездо» заерзало, тихонько зашуршали полиэтилен и бумага.

– Матвейка любит, когда шуршит и мягкое, – с неожиданной умильностью прошептала «Снегурочка». – А звон и стук – нет, сразу злится…

Край гнезда вдруг примялся под весом небольшой приземистой и очень странной фигуры. Она замерла, как будто рассматривая стоявших у двери людей, а потом двинулась к ним.

Зародившемуся крику не дала вырваться «Снегурочка». Пихнула Тягачева локтем в бок и с прежней злостью процедила сквозь зубы:

– Подарок… Доставай, живее.

Тарас поспешно наклонился. Руки дрожали, страх поглотил все мысли, и Тягачеву хотелось лишь одного – не отрывать взгляд от горловины мешка.

Когда Тягачев все же разогнулся, держа в руках черный, туго набитый полиэтиленовый пакет, величиной с килограммовую пачку пельменей, Матвейка уже был в шаге от него.

Помесь паука и ребенка лет пяти-шести пристально следила за ним бесцветными глазами-щелочками, наполовину прикрытыми пленкой сероватых век. Безволосая человеческая голова венчала напоминающее колбу тело – худющая грудь резко переходила в шарообразное брюхо. Шестерка поддерживающих его конечностей была чем-то средним между человеческой рукой и паучьей лапой, но заканчивалась ороговевшими культями. Мелкие и частые складки пористой кожи, узкая трещина с воспаленными краями на месте носа, уши, похожие на шляпку безнадежно червивого подосиновика. Губ не было, и щучьи зубы, торчащие из припухлых десен, поневоле притягивали взгляд. Но страшнее всего Тягачеву почему-то стало от обычных веснушек, густо рассыпанных по пухлым щекам твари.

– А смотри-ка, Матвеюшка, какой тебе подарок Дед Мороз принес, – засюсюкала «Снегурочка», торопливо забирая пакет. – Ой, вкусно-вкусно будет…

Она ловко подцепила обломанным ногтем проволочный зажим на горловине, разогнула его. Сунула руку в пакет. Матвейка следил за ней, как оголодавшая псина, перед которой машут куском домашней колбасы.

– А вот кусочек сла-а-аденький… Вкуснее, чем все эти кошки.

Только страх удержал съеденную полтора часа назад шаурму в желудке Тараса. «Снегурочка» вытащила из пакета человеческое ухо, сунула его в торопливо раскрывшуюся пасть твари.

– С Новым годом, Матвейка! Кушай, мой хороший!

Массивные челюсти поспешно измочалили угощение, тварь жадно сглотнула. Нетерпеливо зашипела-заурчала, требуя добавки.

– А вот еще, держи…

Глазное яблоко Матвейка сожрал так же быстро. Потом «Снегурочка» скормила ему палец, за ним последовал второй глаз, язык, еще пальцы… Пакет понемногу пустел, кисть женщины стала красной от крови. Движения челюстей делались медленнее, утолившая первый голод тварь начала смаковать угощение, закрывая глаза от удовольствия.

– Кушай, радость моя. Кушай. На-ка еще ушко…

…Тарас сильно прикусил губу, болью выдирая себя из воспоминания. Застонал – глухо, протяжно, надеясь, что оно не потянет за собой другие, мысленно костеря веснушчатого пацана, заставившего вновь прикоснуться к этому кошмару…

– «От улыбки станет всем светлее-е-ей, – затянул он срывающимся голосом первое, что пришло в голову, не давая мыслям вырулить обратно. – От улыбки в небе радуга начнется-я-я…» Или, это… проснется? Точно, сука, проснется! «Подели-и-ись улыбкою своей…»

Спустя несколько минут он подошел к метро. Деньги на проезд неизменно находились в кармане тулупа в день его появления, и их всегда хватало тютелька в тютельку. Тарасу никогда не приходило в голову потратить хотя бы рубль из них на еду или питье, потому что казалось – ничего хорошего от такой траты не будет. Может, он и ошибался, но проверять не было никакого желания. Ладно, хоть тут с паршивой овцы клок перепал, а то бы катался за свои…

На противоположном эскалаторе поднимался еще один Дед Мороз. Тягачев мрачно уставился на его костюм, пытаясь понять – он такой же, как и у него, или мимо едет хренов счастливчик, не имеющий никакого понятия о жути, незримо и прочно вплетенной в предновогоднюю суету города…

Дед Мороз приветливо вскинул руку вверх и улыбнулся, приветствуя «коллегу». Тягачев кое-как задавил желание снять рукавицу и показать ему средний палец. Ходит, падла, позитивом дышит, деточкам подарки раздает да стишки слушает. Ему бы разок к Матвейке попасть, или к тому безногому и безносому инвалиду, у которого дома богатая коллекция человеческих голов – с носами, но – без ушей, глаз, губ, зубов, скальпа, и жареные пальцы на ужин. Впрочем, ему бы в любом из семи адресов с лихвой впечатлений хватило…

Дом номер четырнадцать по улице академика Бурденко оказался старой краснокирпичной четырехэтажкой на окраине промзоны. Домофон в нужном подъезде был сломан. Девятая квартира располагалась на третьем этаже, Тягачев поправил на плече мешок – непривычно увесистый и габаритный, килограммов шесть-семь, по размерам как микроволновка – и потопал по видавшим виды ступеням. Облупившаяся штукатурка, обитые дерматином и рейками двери и засохшие плевки на оконных стеклах наводили на мысль, что народ здесь обитает в основном незамысловатый и безденежный. Несколько встретившихся на пути «полторашек» из-под «Охоты Крепкое» и зеленые бутылочные осколки придавали догадке веса.

Дверь девятой квартиры начала бесшумно открываться, когда Тягачев потянулся к звонку. Отрывистый, напряженный полушепот велел:

– Заходи, быстрее!

В полутьме прихожей виднелся грузный силуэт, прямо-таки отчаянно машущий Тарасу рукой. Тягачев поспешно шагнул через порог, чувствуя, как противно каменеет лицо и что-то холодное начинает сдавливать и перекручивать внутренности.

Хозяин квартиры проворно шмыгнул мимо, несильно задев Тягачева плечом и обдав запахом свежего пота. Негромко хлопнула дверь, закрылся замок.

Вспыхнул неяркий свет.

– Принес-таки…

Толстяк лет пятидесяти, в серой майке и растянутых трениках был похож на ожиревшего бульдога – обширная лысина, вислые щеки, широкий тонкогубый рот, маленький вздернутый нос, настороженный взгляд темных глазок. По красному, вспотевшему лицу попеременно проскакивали радость и смятение, как будто он до сих пор не верил, что Тягачев пришел именно к нему.

– Доставай! – наконец распорядился он, в голосе отчетливо проступили барственные нотки. – Чего ждешь-то?! Быстрей отдашь, быстрей пойдешь.

Тягачев покорно снял мешок с плеча, вытащил подарок – округлую коричневую коробку без перевязи и склеек и этим напоминающую огромное картонное яйцо, немного проминающееся под ладонями.