Александр Лебедев - Рассказы. Выпуск 1

Внезапно хватка ослабла, Петеньку вытащили из ванны, он кашлял, тер глазенки и плакал, обнимая маму. На полу, рядом с разбитым кувшином, грузно валялась бабушка. Из-под ее головы тек тонкий красный ручеек…

– Вам хочется спать? – в свете дневной лампы лицо доктора кажется обсыпанным мукой.

– Да… – губы пожилой женщины, лежащей на кушетке с перебинтованной головой, едва шевелятся.

– Как вас зовут? – доктор нажал кнопку диктофона.

– Мария Антоновна… – голос пациентки звучит не громче компрессора в аквариуме, стоящем в углу кабинета.

– Вы спите?

– Да… – зрачки под закрытыми веками задвигались.

– Как ваше имя?

– Маша…

– Сколько тебе лет, Маша? – доктор привстал с кресла.

– Семь…

– С кем ты живешь? – голос доктора родной и мягкий, Маша знакома с ним тысячу лет.

– С родителями и братиком… – Маше тепло и уютно в плюшевой тьме, она поведает все этому голосу.

– Как зовут братика?

– Коля… – губы Маши тронула улыбка.

– Что с вами случилось, Маша? На самом деле?

– А-ааа! – во тьме загорелись два зеленых огонька, совсем рядом послышалось утробное рычание, запахло псиной. – Не надо, пожалуйста!

– Ты спишь, Маша! – тьму прочертила бесшумная молния. – Ты спишь?

– Да… – снова темно и тепло, как под одеялом прохладной летней ночью в гостях у бабушки.

– Что тебе снится?

– Камышевский. Володя. – Что-то заелозило снаружи, но бабушкино одеяло надежно хранит Машу. – Мы играем в войну. Галина Федоровна устроила нам игру. Мы обороняем старую клинику, только это не клиника, а Брестская крепость. Правда, правда! – Голос молчит, но он здесь, он рядом, свернулся клубком, словно большой добрый кот. – Мы идем с Володей к пулемету. Володю ранили в ногу, он смешно хромает и похож на собачку в своей черной футболке с серыми буквами. Нет, нет… туда нельзя, я не хочу! – Под одеяло проник сквозняк. – Он тащит меня на второй этаж. Шепчет на ухо. Его губы горячие. Его пальцы… Нет! Он говорит, что никому не расскажет, что хочет лишь посмотреть. Он трогает меня… – Сквозняк усилился, превратившись в снежный буран, поглощающий все живое, все голоса, всех котов, всех девочек.

– Ты спишь, Маша! Ты спишь?

– Да… – вокруг снова уютный плюш.

– Где Коля?

– Все мальчишки плохие, все гадкие! – Маша закрыла лицо ладошками.

– Что с ним случилось? – голос настойчив.

– Они все гадкие, все! – Маша скинула одеяло, она не боится тьмы, не боится бурана, она сама тьма и буран. – Я спасла брата от гадости, спасла, пока еще было можно, пока он не вырос! Коля не хотел ехать, он боялся папы, тогда я придумала котенка, он трусил, а я сказала, что брошу его там, если он не пойдет со мной наверх!

– Ты спишь, Маша! – голос наполнял каждую клеточку, подчинял себе воспаленный разум. – Ты спишь?

– Да… – ей приснилось нечто жуткое, но голос прогнал кошмар из памяти, остался только плюш и одеяло.

– Сейчас ты проснешься.

Мария Антоновна заворочалась на кушетке…

– Здравствуйте, Ольга! – доктор улыбнулся.

Она вошла и осмотрелась. Кабинет смахивал на люкс в шикарной гостинице.

– Садитесь, – вежливый кивок на кожаное кресло.

Ольга присела на краешек, точно попала в лепрозорий.

– Как мама? – вопрос прозвучал буднично.

– Острая стадия скоро пройдет, и вы сможете навестить ее.

– Да, конечно, – снова штампованная фраза.

– А как дела у Петра? – поинтересовался доктор.

– Спасибо, кошмары почти не мучают. – Ольга закрыла глаза.

Сколько подобных историй слышали эти стены? Может ли быть здоровым психиатр? А патологоанатом?

– Простите?.. – задумавшись, она не расслышала фразу.

– Я говорю, вам повезло, – повторил доктор.

– Наверное… – в голосе Ольги усталость перегоревшей лампочки. – Все эти годы она врала мне. Я заезжала в наш старый двор – мы переехали, когда я была маленькой – так вот… – Ольга запнулась, как ребенок, ругнувшийся в присутствии взрослого. – Мамин брат погиб оттого, что упал с большой высоты. Собаки, наверное, пришли позже… про них никто не помнит.

– Ваша мама искренне верила во все, что говорила.

– Да, но… пес… – Ольга помедлила. – Неужели окрас совпал? Ведь так не бывает.

– Не было никаких собак. – Доктор постучал указательным пальцем по лбу. – И котенка тоже. Это форма самозащиты. Если бы щенок, которого вы завели, оказался рыжим, одежда мальчика была бы иной. Фобия вытеснила и пережитое, и содеянное, а щенок стал катализатором.

– В голове не укладывается. Там были взрослые, Галина Федоровна…

– Сколько детей пошло играть? Целый двор: десять, а, может, и двадцать человек. Ваша мама могла просто вести себя тише остальных, и учительница списала все на обычную усталость. А потом подсознание вытеснило случившееся.

– Да, – кивнула Ольга. – Сколько помню, мама всегда не любила собак. Не боялась, а именно не любила. До агрессии. Не думала, что такое бывает. Сыну, вот, решили подарить…

– Наш мозг по-прежнему самая большая загадка. – Доктор включил электрический чайник и положил в чашки яркие пакетики. – Все могло сложиться иначе, родись у вас девочка. Но не вините себя. Кто знает, когда и как проявилась бы ее детская травма снова. Кстати, а ваш отец, где он сейчас? – доктор протянул Ольге чашку, пахнущую жасмином.

– Он погиб. – Вместе с этими словами к женщине пришло понимание, опустошающее, как чумной мор. – Несчастный случай. Дома. – Она поставила чашку на столик.

Доктор посмотрел пристально и ничего не ответил.

Серые, сотканные из хлопьев пепла пальчики сжали ладонь Фрица, и он ощутил, как по его кровеносным сосудам потекла щемящая пустота. Вкрадчивый шепот острыми коготками впился в разум, выцарапывая короткие слова на кружеве сознания. Леетш в ужасе отшатнулся, забыв про дисциплину. Но наваждение не исчезало. Напротив, медленно вытекая из аморфного облака, пепел продолжал дорисовывать к руке хрупкое, пронизанное солнечными лучами тело, но Леетш видел только преисполненные пустоты широко раскрытые глаза, заглядывающие ему в душу.

– Теперь вам ясна вся важность возложенной на вас миссии, Фриц? – спросил серьезно Раттенхубер.

Со сверхъестественной учтивостью он протягивал стакан, полный ароматного коньяка, Леетшу, дрожащей рукой прикрывшего за собой дверь главного кабинета рейха. Осушив бокал, оберштурмфюрер кивнул, щелкнул каблуками, вскидывая руку, и направился к выходу, с облегчением ощущая, как под действием алкоголя затягиваются глубокие царапины в его мозгу.

– Серьезно? – майор Бец поднял свой единственный, но от того не менее удивленный глаз на заляпанный грязью синий мундир следователя крипо, вытянувшегося перед ним по струнке. Глаз опустился и снова пробежал по тексту, плотно набранному на официальном бланке Имперской службы безопасности. Минуту он разглядывал подпись и личную печать группенфюрера и, пожав плечами, вернул документы следователю.