Александр Лебедев - Рассказы. Выпуск 1

Он подумал про сына.

Если Данька узнает, что за их с матерью благополучие отец расплатился чужой жизнью, оставил друга в беде – что он скажет?

Если бы сам он знал своего отца – то что бы подумал, узнав такое? Смог бы дальше уважать?

Андрей криво усмехнулся.

К счастью или к сожалению, но благодаря тете Вале, которая очень старалась стать ему хорошей матерью, он вырос идеалистом. И не хотел бы воспитать из Даниила Прохорова того, кто ценит безопасность превыше всего. Пусть даже безопасность не только свою, но и, возможно – только возможно! – близких. «Как бы чего не вышло» – от таких рассуждений за версту несло гнилью. Иван надеялся на его помощь, и он должен был помочь.

– Я согласен, – сказал Андрей, как только Иван вернулся на кухню. – Где будем шаманить?

Тот, что в темноте оказался прав: день встречи настал.

– В подвале все нужное есть… Да оставь, там не ловит, только зарядку посадишь, – махнул рукой Иван, когда Андрей потянулся за мобильником. – Андрюха, не знаю, как тебя благодарить… – На осунувшемся лице застыла кривая, неловкая улыбка.

– Вот и не благодари, – отрезал Андрей. – Веди давай!

В подвале пол оказался выстлан досками: чтобы как в бараке когда-то. Но с потолка светила электрическая лампочка, а свечи были не из дешевого парафина: настоящие, восковые, ручной работы.

Час Иван рисовал на полу схему; бутылка португальского портвейна, которую он выпил за этот час, стоила десять стипендий.

– Видели бы мы эту картину двадцать лет назад… – пробормотал Андрей. – А видели бы – что с того?

Счастье приходило и уходило по воле слепого случая. Предел человеческих сил и удачи был ближе, чем хотелось бы думать. Одно лишь утешало: человек на то и назывался человеком, что через любой предел на полшага, но мог переступить; пойти против страха, против инстинкта, против самого себя.

Тварь из темноты Иван называл Шептарем, Андрей старался никак не называть: то, что не имело имени, как будто не существовало.

Иван проверил схему, положил в ее центр маленький черный камень и зажег свечи. Несмотря на все выпитое, сейчас он выглядел трезвым, как стеклышко.

– Ты уверен? – спросил он последний раз перед тем, как произнести заклятье.

– Уверен был капитан Титаника. – Андрей выключил свет и встал рядом с другом.

Вместе, как двадцать лет назад, они произнесли ненормальные, ломающие язык слова.

Но ничего не произошло.

– Вот так номер… Как думаешь, почему не сработало? – Андрей посмотрел на Ивана. О такой возможности они даже и не думали. Хотя сколько лет Андрей убеждал себя, что это все аномалия, ерунда, галлюцинации…

– Не знаю, – растерянно сказал Иван. – Давай еще раз все проверим.

Он подошел к лестнице наверх, щелкнул выключателем раз, другой – но свет не зажегся.

А потом темнота засмеялась.

Лена вжалась в кресло, глядя на аритмично подергивающуюся занавеску над закрытой форточкой.

Четыре часа прошло с тех пор, как свекровь и «батюшка» взяли их с Данькой в заложники. За это время они успели пообедать пельменями, попить чаю и как-то свыкнуться с происходящим, только свет Петр Ефимович зажигать не велел – сидели в темноте. Это было неуютно, однако тоже терпимо…

Пока темнота не зашлась зловещим трескучим смехом, как в фильме ужасов.

Через несколько секунд смех стих, но произведенный им эффект – остался.

Трясущийся Петр Ефимович крепко сжимал пистолет, тетя Валя с валидолом под языком металась по квартире, бормоча молитвы и разбрызгивая воду.

Потом вдруг со звоном сорвалась со стены железная сувенирная тарелка.

Потом зашевелилась занавеска.

Свекровь больше не выглядела сумасшедшей, а Петр Ефимович с его пистолетом больше не казался опасным, зато раздражал своей очевидной беспомощностью и бесполезностью. Что-то пошло не по его сценарию – и толку с него теперь было как с козла молока…

Лене едва удавалось совладать с собой, чтобы не броситься из квартиры прочь, рискуя получить от перетрусившего и психующего «батюшки» пулю. Только Данька испуг показывал разве что для виду, и заставить его тихо сидеть рядом было невозможно. Происходящее словно казалось ему занимательным представлением, чередой забавных совпадений, дополненных игрой воображения.

Наверняка так же казалось его отцу, подумала Лена, когда тот… вызвал к жизни нечто . Оба умели не зацикливаться на неприятных мыслях.

Свекровь опрыскивала и крестила занавеску.

Лена отхлебнула остывшего чая. Полшага отделяло ее от истерики – но она была намерена оставаться на месте.

Заварка из-за оставленного в чашке пакетика была слишком крепкой и горчила.

– Выкладывай, что знаешь! – Лена обратилась к трясущемуся «батюшке». – Или все еще беспокоишься за мой здоровый сон?

– Ваш муж… и его друг… они должны были завершить договор, вот и все. – Петр Ефимович посмотрел на нее круглыми от страха глазами. – Пока точка не поставлена, нельзя начать новый. Опасно было пытаться подтолкнуть их, поэтому мы просто следили… Но недавно нам объявили, что не будет другого шанса… Я тут должен был сделать фото, чтоб им показали, если вдруг раздумают. Но договор никого из вас здесь не касается… Я не понимаю… Повелитель-заступник, сохрани-помилуй…

– Кто объявил? Кому «вам»? – продолжала спрашивать Лена. Но Петр Ефимович, бормоча молитвы, больше не обращал на нее внимания.

Лена заставила себя допить чай: где-то в прошлой жизни, где не было демонов и сектантов с пистолетами, она слышала, что в крепкой заварке много кофеина, – а значит, и ясности мысли. Тесная квартирка, беспорядок в которой раньше казался уютным, теперь полнилась жуткими тенями. Лена дала себе слово завтра убраться. Если доживет до завтра.

Некоторое время ничего не происходило, и заскучавший Данька стал требовательно дергать тетю Валю за рукав:

– Ба, а что будет, если этой твоей волшебной водички попить?

– Не балуй! – строго пригрозила свекровь. – А ну сядь.

Он послушался; но тут в прихожей завыло.

Данька вскочил и с криком – «Собака забежала! Пойду посмотрю!» – промчался мимо Петра Ефимовича, увернувшись от его рук, и скрылся в темноте коридора. В комнату проникал свет фонарей с улицы, но там было совсем темно.

Свекровь, охнув, осела на тахту. Петр Ефимович смачно выматерился, вскочил – «Эй, пацан!» – и замер в дверном проеме, не решаясь двинуться на звук.

– Даня! – Лена оттолкнула горе-«батюшку» и бросилась за сыном в коридор.

Она считала себя плохой матерью: вечно занятая, невнимательная, нехозяйственная, строгая и требовательная тетка – вместо улыбчивой толстушки, которая печет вкусные плюшки и вяжет теплые носки. Но она любила сына.