Стивен Кинг - Кристина

Арни слепо поплелся прочь. Не схвати я его за руку, он бы врезался в башню из старых облысевших покрышек. Дарнелл вернулся к покерному столу и что-то просипел своим приятелям, отчего те громко расхохотались.

– Все нормально, Деннис, – сказал Арни, хотя я и не спрашивал. Губы у него были поджаты, зубы стиснуты, а грудь часто и мелко вздымалась. – Все нормально, отпусти меня, слышишь, все нормально!

Я отпустил его руку. Мы подошли к воротам, и Дарнелл крикнул нам вдогонку:

– Не вздумай приводить сюда дружков, понял? А то мигом вышвырну!

Другой подхватил:

– И чтоб никакой наркоты, поняли?

Арни съежился. Он был мне другом, но я терпеть не мог, когда он так съеживался.

Мы выбрались в прохладную темноту ночи. Ворота с грохотом опустились. Вот так мы привезли Кристину в гараж Дарнелла. Отлично провели время, правда?

Мы сели в мою машину, и я выехал на дорогу. Как все-таки летит время, когда весело! Шел уже десятый час. В небе висел месяц. Он и оранжевые огни на парковке возле торгового центра Монровилля затмевали собой все звезды на ночном небе.

Первые два или три квартала мы ехали в полной тишине, а потом Арни вдруг разрыдался, громко и неистово. Я, конечно, догадывался, что он заплачет, но чтобы так… Я немедленно остановил машину.

– Арни…

Больше я ничего не сказал. Все равно его было не остановить. Слезы и вопли хлынули из него мощным неудержимым потоком: весь запас самообладания на сегодня Арни исчерпал. Сначала мне казалось, что это просто реакция на случившееся; мне и самому было плохо, только вся моя ярость ушла в головную боль: башка пульсировала, как гнилой зуб, а живот свернулся в комок.

Словом, да, сперва я решил, что это его реакция, спонтанный выплеск накипевших чувств – и поначалу, возможно, так оно и было. Но вскоре до меня дошло, что все куда сложнее и глубже. Рычание и вопли стали складываться в слова, потом – в целые предложения.

– Я им покажу! – орал он сквозь слезы. – Я покажу этим сукиным детям, Деннис! Они у меня пожалеют! Они будут жрать свое дерьмо… ЖРАТЬ… ЖРАТЬ!

– Перестань, – испуганно произнес я. – Хватит, Арни, успокойся.

Но он не останавливался. Он начал барабанить кулаками по мягкой приборной доске моего «дастера», оставляя на ней вмятины.

– Я им покажу, вот увидишь!

В тусклом свете луны и ближайшего фонаря его лицо напоминало искаженную яростью морду горгульи. Я никогда его таким не видел. Арни бродил по какому-то ледяному закутку Вселенной, уготованному нашим Господом-шутником специально для таких, как он. Я его не узнавал. И не хотел знать. Я мог лишь сидеть и беспомощно смотреть, дожидаясь возвращения моего Арни. И через некоторое время он вернулся.

Истеричные угрозы вновь сменились нечленораздельными рыданиями. Злость ушла, осталась обида. Это был тихий, отчаянный, растерянный плач.

Я сидел за рулем своей машины и не знал, что мне делать. Хотелось оказаться в другом месте – любом, даже самом ужасном. Я бы согласился даже на поход по обувным магазинам или заполнение анкеты на получение кредита в магазине уцененной техники. Я бы предпочел оказаться в очереди к платному туалету, без гроша в кармане и с поносом в кишках. Да что угодно! Но больше всего мне хотелось стать старше. Чтобы мы оба стали старше.

Все это отговорки. Конечно, я знал, что надо делать. Медленно и неохотно я убрал руки с руля и обнял друга за плечи. Он уткнулся лицом – горячим, заплаканным, влажным – мне в грудь. Так мы просидели минут пять, потом я отвез Арни домой и поехал домой сам. Ни он, ни я больше не вспоминали этот вечер, наши объятия. Никто не видел нас в машине. Наверное, со стороны нас можно было принять за педиков, я стискивал его в объятиях и пытался любить изо всех сил, а в голове вертелась одна мысль: как вышло, что я – единственный друг Арни Каннингема? В тот миг мне расхотелось быть его другом.

Однако уже тогда, пусть смутно, я начал отдавать себе отчет: теперь у него есть Кристина, она станет ему лучшим другом. Это мне тоже не слишком нравилось, пусть в тот долгий сумасшедший день я ради нее хлебнул дерьмеца.

Когда мы подъехали к его дому, я спросил:

– Все будет хорошо, друг?

– Ага. – Он выдавил из себя улыбку, а потом с грустью посмотрел на меня. – Знаешь, я ведь не нуждаюсь в благотворительности. Подыщи себе лучше какое-нибудь Общество сердечников. Больных раком. Серьезно.

– Да брось! Все нормально.

– Ты меня понимаешь?

– Если ты хочешь сказать, что скоро сядешь на мель, то Америку ты мне не открыл.

На крыльце его дома зажегся свет, и на улицу выскочили Майкл с Региной: наверное, они ждали полицейского с вестью о том, что их единственное дитя сбила машина.

– Арнольд?! – пронзительно крикнула Регина.

– Вали отсюда, Деннис, – сказал Арни с уже более искренней улыбкой на губах. – Тебе это не надо. – Он вышел из машины и вежливо проговорил: – Здравствуй, мама. Привет, пап.

– Где ты был? – спросил Майкл. – Твоя мать чуть не поседела от страха, юноша!

Арни был прав. Мне совершенно не хотелось принимать участие в счастливом воссоединении. Я мельком глянул в зеркало заднего вида: Арни стоял один, одинокий и уязвимый, а потом они заключили его в объятия и потащили в гнездышко за шестьдесят тысяч баксов, наверняка испытывая на нем все выученные за последние годы психологические трюки – из передачи «Эффективные родители» и бог знает какие еще. Они считали себя такими разумными и рациональными, черт подери! Именно они превратили Арни в ничтожество, но при этом по-прежнему считали себя всезнайками по части воспитания детей.

Я включил FM-104, где по-прежнему шел «Блок рока»: Боб Сегер и группа «Силвер буллет бэнд» пели «Все по-прежнему». И настолько точно эта песня отражала происходящее, что я с отвращением переключил станцию и нашел трансляцию бейсбольного матча.

«Филадельфия Филлис» проигрывали. Что ж, вот и славно. Это было хотя бы в порядке вещей.

Когда я добрался до дома, отец и сестра сидели в кухне и ели «тортики» из печенья с маслом и сахаром. Я сразу почувствовал адский голод и вспомнил, что не ужинал.

– Ты где был, босс? – спросила Элейна, не отрываясь от своего «16», «Крима», «Тайгер бита» или еще какого-нибудь журнальчика для подростков. Она называла меня «боссом» с тех пор, как в прошлом году я открыл для себя Брюса Спрингстина и стал фанатом. Это должно было меня злить.

В свои четырнадцать Элейна уже начала прощаться с детством и потихоньку превращалась в настоящую американскую красавицу, какой в итоге и стала: высокая, темноволосая, голубоглазая. Но в то лето она еще была обыкновенным среднестатистическим подростком. В десять она тащилась от Донни и Мари, в одиннадцать влюбилась в Траволту (однажды я в шутку назвал его Блеволтой и заработал огромную кровавую царапину на щеке – чуть не пришлось зашивать). В двенадцать ее любовью стал Шон Кэссиди, затем – Энди Гибб. Совсем недавно ее вкусы приобрели более зловещий характер: она прониклась нежными чувствами к хэви-металлистам «Дип Перпл» и новой группе «Стикс».