Виктор Лаваль - Подменыш [litres]

– Значит, ты еще жив, – сказал он, и в его голосе послышалось облегчение. – Сегодня утром к нам приходила твоя мать, она тебя искала. Она очень беспокоится. Ты ей звонил? Она сказала, что ты показался ей встревоженным.

– Патрис, заткнись. Я не смогу позвонить тебе снова.

– Говори, – ответил Патрис.

– Дневной свет есть среди твоих приложений? – спросил Аполлон.

– Ты же сам видел, – ответил Патрис. – Его главный недостаток в том, что его можно использовать только один раз. Он жрет очень много энергии аккумулятора.

Эмма сидела на краю дыры и выглядела как женщина, болтающая ногами на краю пирса.

– Мне он нужен, – сказал Аполлон.

Патрис вздохнул в телефон.

– Ну, он там есть, – сказал он. – Он стоит 3,99 доллара. Я могу изменить цену так, чтобы стало бесплатно, и ты сможешь его загрузить.

Тут в голову Аполлону пришла новая мысль. Она ему так понравилась, что он даже рассмеялся, несмотря на творившийся вокруг кошмар.

– Какую максимальную цену ты можешь взять за такую услугу?

– Ну, не больше 999,99 доллара, но есть простой способ это обойти.

– Можешь сделать прямо сейчас?

– Не проблема, – сказал Патрис. – Конечно, могу. Какая сумма?

– Семьдесят тысяч долларов, – ответил Аполлон.

Смех по другую сторону линии получился таким громким, что его услышала даже Эмма, прежде чем Аполлон повесил трубку.

К тому моменту, когда Аполлон нашел в магазине приложений то, что ему было нужно, цена изменилась. Он нажал нужные кнопки и совершил покупку, потом присел на корточки рядом с Эммой, и они вместе смотрели, как загружается приложение.

– Но какой в нем смысл, если мы сможем им воспользоваться только один раз? – спросила Эмма. – Парк находится в полумиле к северу отсюда.

– Старик рассказал мне историю, – ответил Аполлон. – Ты знаешь, что убивает троллей?

– Дневной свет, – сказала она.

Наверху, в доме, раздался оглушительный грохот, возможно, рухнула стена. Вскоре второй этаж обрушится на первый, а тот провалится в подвал.

Эмма посмотрела туда, где находилась лестница, но черный дым не позволял понять, осталась ли она на прежнем месте.

Эмма сжала руку Аполлона, и он опустил ее в дыру. Она оказалась не такой глубокой, как они боялись. Аполлон передал ей планшет. Столетия служения семьи Кнудсенов подошли к концу. К вечеру от них не останется ничего, кроме обгоревшего дерева и костей.

Аполлон ждал, что Эмма применит магию. Он спустился к ней в темноту. Вокруг узкого туннеля смыкались земляные стены – по нему с трудом мог пройти один человек. Уходившая вперед дорога казалась длинным черным пищеводом, а над головами у них полыхал дом.

Хотя они стояли грудь в грудь, глаза Аполлона еще не приспособились к кромешному мраку, он не видел лица Эммы, и ему хотелось протянуть руку и коснуться ее щеки или носа, чтобы убедиться, что это действительно она.

– Чего ты ждешь? – спросила Эмма.

– Я жду тебя, – ответил Аполлон. – Твоего света.

– Но ты же сказал, что мы сможем использовать его только один раз, – сказала она, ткнув в него планшетом.

– Не этим. Я имел в виду… ну, ты же понимаешь, тот свет, который я видел в лесу. Он парил над тобой, окружал, точно облако.

Эмма молчала, и он не видел выражения ее лица.

– Ты контролировала сны Йоргена, – продолжал Аполлон, и его голос становился все более безнадежным. – Деревья расступались перед тобой. Только не говори мне, что ты не знаешь, о чем речь!

– Я и не говорю, – наконец ответила Эмма. – Просто в то время я была одна, мне приходилось защищать Брайана и себя, я не отпускала Йоргена ни днем, ни ночью, и это меня убивало, Аполлон. Ты ведь видел, какой я стала, верно? Я справилась, но вовсе не потому, что обладаю могуществом – просто не было другого выбора. Мне пришлось все делать в одиночку, и я сделала. Но теперь я больше не одна. Во всяком случае, я надеюсь. Вместе мы можем быть сильнее, но из этого следует, что ты должен мне помогать. Сможешь ли ты? И станешь ли?

Аполлон кивнул. Они пошли вперед.

Туннель становился все более узким, потолок был наклонен так, что им приходилось беречь головы. Проход напоминал трубу или желоб, вроде тех, что используются на бойне для коров или свиней.

– Не сердись на мою сестру, – прошептала Эмма. – Пожалуйста.

– Ты думаешь о ней прямо сейчас? – удивился он.

– Пожалуйста, Аполлон. Тебе это кажется смешным, но для меня очень важно.

– Ким солгала мне, – сказал он. – Я вложил ей в руку чек, а она даже глазом не моргнула.

Тут Аполлон остановился. Их глаза уже приспособились к темноте настолько, что он смог разглядеть фигуру Эммы у себя за спиной.

– Почему она тебе поверила? – спросил он. – Что ты ей сказала, чтобы убедить?

– Она мне не поверила, – сказала Эмма. – Но она моя сестра. Ким не предала тебя, Аполлон. Она защищала меня.

Они шли дальше в темноте.

Наконец туннель привел их на открытое пространство, и они оказались перед земляной ареной, где серия кольцевых рядов окружала широкое пространство утоптанной земли. Детсад показал им камеру. Продолжают ли те люди и сейчас за ними наблюдать?

Они спускались по рядам, мелким, как ступеньки. Когда они приблизились к дну арены, Аполлон ощутил взгляд Эммы с такой же уверенностью, как прикосновение, и почувствовал, что содрогается от желания рассказать ей про Брайана Уэста. О сне, который был не сном, а воспоминанием. Детсад продолжал цепляться за веру в то, что он заботился о своей семье и что совершал ужасные поступки, движимый любовью к ним. Испытывал ли Брайан Уэст такие же чувства, когда опускал своего ребенка в горячую воду и удерживал его там? Должно быть, так и было – вопреки здравому смыслу. Когда Аполлон терял терпение с Эммой, когда становился жестоким, как он объяснял это себе? Он старался сосредоточиться на Брайане, быть тем добрым отцом, которого ему самому так не хватало. Как далеко могут зайти люди, продолжая верить в то, что они хорошие?

Аполлон оглядел верхние ряды арены. Темнота скрывала все, что находилось дальше двух футов, и это особенно сбивало с толку на открытом пространстве. Со временем их глаза приспособятся к царившему вокруг мраку, но сейчас они чувствовали себя практически слепыми. В туннеле им было тесно, но здесь мог стоять танк, и они бы не поняли, что в них стреляют из пушки, до тех пор, пока не увидели бы вспышку. Вытянув перед собой руки, они медленно и осторожно двигались вперед, слегка согнув колени, словно в ожидании удара. Наконец они добрались до дальнего конца арены, уперлись в каменную стену и на ощупь двинулись вдоль нее. Из-за теней, из-за гипнотического ритма шагов по мягкой земле у них начала кружиться голова.