Роберт Блох - Рассказы. Том 4. Фатализм [Компиляция, сетевое издание]

— Мэг! Мэг пришла!

Мэг, та пропавшая ведьма. Они обернулись, когда она приблизилась, задыхаясь. Черный человек заговорил. Я не буду пытаться описать его голос. В нем было что-то от скрежетания ржавых замков и первобытного ропота вулканов. Возраст и глубина, смешанные в каком-то отвратительном шипении, как будто членораздельная человеческая речь не могла сформулировать понятия демонической мысли.

— В шабаше четырнадцать.

Теперь дрожал не только я. Все ведьмы дрожали, словно белые желеобразные фигуры в свете костра. Это сделал голос. Лиза Лорини резко обернулась. Она втащила меня в круг прежде, чем я успел оказать сопротивление.

— Я… я думала, что Мэг нет.

— Их четырнадцать. Четырнадцать, — намекнул голос.

Просто намекнул на свою злость.

— Но…

— Существует закон. И есть Наказание.

Голос произнес эти слова с большой буквы.

— Пощади…

У него не выпросишь пощады. Я видел, как это произошло.

Видел, как она схватилась за горло, когда его черная лапа задела ее запястье. Лиза Лорини скорчилась на земле, извиваясь, как белый слизняк, насаженный на палку, а затем затихла. Ее черные зрачки повернулись ко мне.

— Их должно быть тринадцать. Таков закон. Так что ты подпишешь и займешь ее место.

— Я?

С ним бесполезно вести расспросы. Кто-то держал миску.

Другая ведьма направила мою руку, открыла книгу, которую он дал ей. Я почувствовал, как цепляющаяся за меня мохнатая фигура Мэггита быстро скользнула по моей груди. Он был у меня на шее — покусывал. Струйка крови упала в чашу. В кровь погрузили заостренную палку. Палка оказалась у меня в руке.

— Подпиши, — сказал голос черного человека.

Когда слышишь это голос, его невозможно ослушаться.

Мои пальцы шевельнулись. Я расписался. А потом его рука, черная рука, протянулась и схватила мою. Я почувствовал волну, ослепительную волну красноты, черноты, глубины голоса, ветра.

Что-то лежало на земле, но это была не Лиза Лорини. Я взглянул на тело, потому что оно показалось мне знакомым. Там лежало мое собственное тело. Черный человек снова что-то говорил, но жужжащий гул его голоса пропал. Пропало хихиканье из круга.

— Я освобождаю тебя во имя…

Мэггит прошептал: «Лети».

Я ничего не слышал. Полет назад был инстинктивным — рефлексом, рожденным в чужом теле, в чужом мозгу. Я спал в этом доме, спал в темноте, спал в уверенности, что, когда я проснусь, сон закончится.

Я проснулся.

Посмотрел в зеркало.

И увидел Лизу Лорини, ведьму, своими собственными глазами — выглядывающим из ее тела. У моих ног верещал Мэггит. Это было неделю назад. С тех пор я научился слушать Мэггита.

Фамильяр рассказывает мне разные вещи. Он показал мне книги, и запас трав. Мэггит рассказал мне, как варить зелья и отвары, и что делать, чтобы мое тело не старело. Мэггит рассказал мне, как заваривать чай и смешивать пасту. Мэггит говорит, что сегодня вечером снова соберется шабаш на вершине холма. Остальное я, конечно, помню. Я знаю, что теперь, когда я подписал книгу и занял место Лизы Лорини, я не могу убежать. Если только я не использую ее метод. Приведу еще одного на шабаш, и пусть правила делового этикета сделают свое дело. Это единственное решение.

Сегодня, спустя неделю, меня уже должны искать. Штаб переписи, должно быть, послал еще одного человека по моему маршруту. Эту задачу может взять на себя Херб Джексон. Да, Херб Джексон может постучать в мою дверь сегодня вечером и войти, чтобы задать Лизе Лорини несколько вопросов о переписи. Когда он придет, я должна быть готова.

Думаю, я займусь делом и заварю чай.

Клерк из агентства по трудоустройству долго рассматривал меня.

— Почему вы все время возвращаетесь? — устало пробормотал он.

— Десятый раз повторяю, что у нас ничего для вас нет.

Я потерял терпение и огрызнулся:

— Что со мной не так? Я сделал все, как написано в книгах.

Взгляните на меня — мои туфли начищены, а брюки хоть и поношены, но аккуратно выглажены. У меня нет ни прыщей, ни перхоти, ни пятичасовой тени [11] Образное выражение: щетина, которая появляется у мужчин к пяти часам дня. . Я использую дезодорант. У меня чистые ногти.

На клерка это произвело некоторое впечатление. Я воспользовался тактическим преимуществом.

— У меня приятная улыбка, правда? У меня крепкое рукопожатие, не так ли? Смотрите! — В качестве коронного жеста я достал носовой платок и помахал им у него под носом. — Видите?

— Торжествующе воскликнул я. — Никаких соплей.

Клерк приподнялся, а затем пожал плечами.

— Я все это знаю, — признал он. — Когда речь идет о работе, вы подходите по всем требованиям, кроме одного.

— И что же это? — спросил я.

— Вы ничего не умеете.

Я не шевелился.

— Послушайте, мистер, — терпеливо сказал клерк. — В вашей анкете написано, что вы писатель. И у нас просто нет никаких заявок на писателей. Вы должны уметь делать что-нибудь полезное — например, чинить водопровод. Или работать сварщиком. У нас много заявок на сварщиков. Но нет, ничего такого вы не умеете. Все, что вы можете, это писать. — Легкая усмешка пробежала по его лицу. — Даже не умеете обращаться с токарным станком, — упрекнул он.

Я склонил голову. Это было правдой. Я не мог работать на токарном станке.

— Но я могу печатать, — в отчаянии предложил я. — Вам наверняка часто поступают заявки на стенографистов.

Он хмыкнул.

— Разве вы не выглядели бы сейчас мило, сидя на коленях у делового человека?

— Никогда об этом не думал.

Он поднялся из-за стола.

— Вот видите, как это бывает. Вы просто человек не того сорта.

Слишком хилый для работы на свежем воздухе или армии. У вас нет шансов на заводе. Мой вам совет: возвращайтесь домой и снова начинайте стучать по машинке.

Я повернулся к нему и поклонился.

— Очень хорошее предложение, — согласился я. — Но есть одна или две небольшие трудности. Начнем с того, что с сегодняшнего утра у меня больше нет дома. Пишущей машинки тоже нет. И оба предмета находятся во владении некой дамы.

Молодой человек сочувственно вздохнул.

— Конечно, вам тяжело. Должен же быть какой-то выход.

Интересно, что бы я сделал на вашем месте?

— Наверное, надо попытаться заново, — сказал я ему. — Я твердо стою на земле ногами.

— Должно быть что-то, — пробормотал он, почесывая голову. — Писатель, да? Уединенная работа. Эй, может быть, у меня кое-что есть!

Он посмотрел на меня через стол и понизил голос.

— А вы согласились бы поработать на какого-нибудь чудака? — спросил он.